Ошибка просветления

Мой дед медитировал. (Он умер, и я не хочу сказать о нем ничего плохого.) Он медитировал в течение часадвух в отдельной комнате для медитации. Однажды маленький полуторагодовалый ребенок почемуто принялся реветь. Этот парень спустился вниз и стал бить ребенка, пока тот чуть ли не посинел, – и это человек, представьте себе, который медитирует по два часа каждый день. «Посмотри! Что он сделал?» Это явилось своего рода (не хочу приводить этот психологический термин, но от него никуда не денешься) травмой. «Должно быть чтото странное со всей этой медитацией. Их жизни поверхностны, пусты. Они чудесно говорят, прекрасно выражают какието вещи, но как насчет их жизни? В их жизни есть этот невротический страх: они чтото говорят, но это не действует в их жизни. Что с ними не так?» – не то чтобы я осуждал этих людей.

Все это продолжалось дальше и дальше, и я оказался втянутым в это: «Есть ли чтото в том, что они проповедуют – Будда, Иисус, великие учителя? Все говорят о мокше, освобождении, свободе. Что это такое? Я хочу знать это сам. Все эти ребята никуда не годны, но должен же в этом мире быть человек, который является воплощением и апостолом всего этого. Если есть такой, я хочу найти его сам».

Тогда столько всего произошло. В те годы был один человек по имени Шивананда Сарасвати – он был миссионером индуизма. В возрасте от четырнадцати до двадцати одного (я пропускаю множество ненужных событий) я ходил туда и часто с ним встречался, и я все делал, совершал все эти аскезы. Я был так молод, но я был решительно настроен выяснить, есть ли мокша, и хотел этой мокши для себя. Я хотел доказать себе и всем, что в таких людях не может быть никакого лицемерия – «Все они лицемеры» – и вот я практиковал йогу, медитацию, изучал все. Я пережил всевозможные опыты, о которых говорилось в книгах, – самадхи, сверхсамадхи, нирвикальпа самадхи, все. Потом я сказал себе: «Мысль может создать любой опыт, какой ты только пожелаешь – блаженство, счастье, экстаз, растворение в небытии – все эти переживания. Итак, это не может быть тем самым, потому что я остался таким же человеком, который механически проделывает эти вещи. Медитации не имеют никакой ценности для меня. Это никуда меня не ведет».

Тогда, видите ли, большой проблемой для меня, молодого человека, стал секс: «Это нечто естественное, биологическое, это побуждение человеческого тела. Почему все эти люди хотят отвергнуть секс и подавить нечто очень естественное, то, что является частью целого, чтобы получить чтото еще? Оно для меня реальнее и важнее, чем мокша, освобождение и все такое. Вот в чем реальность – я думаю о богах и богинях, а вижу эротические сны с поллюциями – со мной происходит вот это. Почему я должен испытывать чувство вины? Это чтото очень естественное; я не могу контролировать такие вещи. Медитация не помогла мне, учеба не помогла, дисциплина не помогла. Я никогда не притрагиваюсь к соли, к чили или другим специям». А потом однажды я увидел, как наш старик Шивананда ест манго пикули за закрытыми дверями. «Вот человек, который отказал себе во всем в надежде чегото добиться, но этот парень не может контролировать себя. Он лицемер» – я не хочу сказать о нем ничего плохого. «Такая жизнь не для меня».

В: Вы говорите, что в возрасте от четырнадцати до двадцати одного года вы испытывали сильное половое влечение. Вы тогда женились?

У. Г.: Нет, я не торопился; я позволил этому быть. Я хотел испытать половое влечение: «Предположим, ты ничего с этим не делаешь, что тогда произойдет?» Я хотел понять весь этот механизм: «Почему меня тянет заниматься мастурбацией? Я ничего не знаю о сексе – тогда откуда у меня всевозможные сексуальные образы?» Это было моим исследованием, моей медитацией; а не сидение в лотосе или стойка на голове. «Почему я способен формировать эти образы?» – я никогда не смотрел фильмы, на эти, знаете ли, плакаты, которые у вас теперь повсюду. «Как это так? Это чтото внутри, оно не закладывается извне. Внешнее стимулирует – стимулы приходят извне. Но есть и другой стимул, изнутри – это для меня важнее. Я с успехом могу отрезать все внешние стимулы, но как я могу вычеркнуть то, что идет изнутри?» Я хотел выяснить это.

И потом, мне также было интересно обнаружить, что такое сексуальный опыт. Хотя я никогда не испытывал секс, мне как будто были знакомы сексуальные переживания. Это продолжалось и продолжалось. Я не торопился испытать секс с женщиной, ничего такого; я позволял всему идти так, как оно шло. Это было время, когда я не хотел жениться. Моей целью было стать аскетом, монахом, и все такое – вовсе не женитьба, – но эти вещи все происходили, и я сказал себе: «Если это вопрос удовлетворения полового влечения, почему бы не жениться? Вот для чего нужно общество. Почему ты должен идти заниматься сексом с какойто женщиной? Ты можешь иметь естественное выражение секса в браке».