Самое удивительное и поразительное из всего этого было то, когда сенсорные органы начали свою независимую деятельность. Не было координатора, связывающего ощущения, и у нас были большие проблемы – Валентине пришлось иметь дело со всем этим. Мы ходили на прогулки, и я спрашивал: «Что это?» Она говорила: «Это цветок». Я проходил еще несколько шагов, смотрел на корову и спрашивал: «Что это?» Как ребенку, мне приходилось узнавать все заново (не то чтобы узнавать заново, но, понимаешь, все знание было на заднем плане и никак не выходило на передний план). Это началось – все это сумасшествие – «Что это за сумасшествие?» Я должен выразить это словами; не то чтобы я ощущал, что нахожусь в состоянии сумасшествия. Я был вполне здравым человеком, нормально себя вел, но эти смехотворные вопросы, которые мне приходилось задавать: «Что это? А это что?» Вот и все. Других вопросов не было. Валентина тоже не знала, как все это понимать. Она даже отправилась к ведущему психиатру в Женеве. Она бросилась к нему – она хотела понять, но в то же время она понимала, что во мне не было ничего безумного. Если бы я выкинул хоть одну безумную штуку, она бы от меня ушла. Ничего подобного; только странные вещи. «Что это?» – «Это корова». – «А там что?» – «Это тото». Это все продолжалось, и стало невмоготу и ей, и мне. Когда она встретилась с психиатром, он сказал: «Мы не можем ничего сказать о человеке, не увидев его. Приведите его». Но я знал, что внутри происходит нечто действительно фантастическое. Я не знал, что это такое, но это меня не беспокоило. «Зачем спрашивать, корова ли это? Какая разница, корова это, осел или лошадь?» Эта озадачивающая ситуация продолжалась долгое время – все знание было на заднем плане. Такая же ситуация и сейчас, но я больше не задаю этих вопросов. Когда я смотрю на чтото, я на самом деле не знаю, на что я смотрю, – вот почему я говорю, что это состояние незнания. Я действительно не знаю. Вот почему я говорю, что как только ты здесь, по какойто странной случайности, с этого момента все происходит на свой собственный лад. Ты всегда в состоянии самадхи; не может быть и речи о вхождении или выхождении из него; ты постоянно там. Я не хочу использовать это слово, и поэтому я говорю, что это состояние незнания. Ты действительно не знаешь, на что смотришь.
Я ничего не могу с этим сделать – не может быть и речи о моем возвращении назад; все кончено – это действует и работает другим образом. (Мне приходится использовать слова «другим образом», чтобы передать вам это ощущение.)
Кажется, как будто есть некая разница. Понимаете, у меня такая сложность с людьми, которые приходят встретиться со мной: они, кажется, не понимают то, как я функционирую, а я, кажется, неспособен понять то, как функционируют они. Какой диалог может быть между нами? Я разговариваю, как маньяк в бреду. Вся моя речь совершенно несвязна, как у маньяка – разницы тут не больше, чем на волосок, – вот почему я говорю, что в этот момент ты либо остаешься, либо убегаешь.
Разницы нет никакой, абсолютно никакой. Какимто образом, по счастливому случаю, какойто странной случайности происходит такая штука (мне приходится использовать слово «происходит», чтобы дать вам понять) и для тебя все заканчивается.
В: А те, кто «реализовался», тоже отличаются друг от друга?
У. Г.: Да, потому что их прошлый опыт различен. Это единственное, что способно выражать себя. Что там есть кроме этого? Мое выражение этого связано с прошлым опытом: как я боролся, мой путь, путь, которому я следовал, как я отказался от чужих путей – до той точки я могу говорить, что я делал или что не делал, – так вот, это никак не помогло мне.
В: Но такой человек, как вы (простите, что говорю «вы») отличается от нас. Мы вовлечены в свои мысли.
У. Г.: Он отличается не только от тебя, но и от всех других, кто, предположительно, находится в этом состоянии, изза его прошлого опыта.
В: Хотя каждый, кто предположительно прошел через этот «взрыв», уникален, в том смысле, что каждый выражает свой собственный прошлый опыт, должны же быть какието общие характеристики.
У. Г.: Это не моя забота; но, повидимому, твоя. Я никогда не сравниваю себя с кемто еще.