Ошибка природы

Соня явно не понимала. Наши творческие изыскания оставались для бедняжки совершенно непонятными. Она переводила с Ларикова на меня глаза, полные недоумения, и все не решалась задать вопрос, опасаясь узнать правду или понять то, о чем догадываешься и сам, но ужасно не хочешь утверждаться в этой догадке до конца!

Наконец она не выдержала и спросила:

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, — ответила я. — Пока ничего. Скажите, Соня, а Маша в каких отношениях была с Мишей?

— Да ни в каких, — ответила Соня. — У нее был роман с Гордоном, но скорее чисто визуальный. Без страсти.

— То есть она не была в него влюблена?

— Нет-нет! Я бы так никогда не решилась сказать. Скорее это было ближе к холодной ненависти.

Очаровательно! «Мальчик с девочкой дружил», а девочка его ненавидела, хотя и дорожила этой странной дружбой?

Почему, интересно?

Я сама «девочка». Если я решусь на «визуальный роман» с кем-то, то цель я буду преследовать только одну — насолить кому-то мне более интересному. Пенсу вот, например!

— Соня, мне снова нужно увидеть ваш фотоальбом, — сказала я.

— Да, конечно, — согласилась Соня. — Но зачем?

— Увидеть всех в тот момент, когда ваш театр еще дышал жизнью.

— Пойдемте, — поднялась Соня. — А Маша? Что будет с Машей? Вы уверены, что с ней все в порядке?

— На девяносто процентов, — кивнула я. Натянула куртку, застегнула «молнию». Пенс поднялся вслед за нами, молчаливый и преданный, как всегда.

— Андрей, — тихо попросила я. — Поговори с Ванцовым.

— С Ванцовым? — ужаснулся мой босс. — Ты ждешь от меня подвига! Может быть, я лучше пойду посражаюсь с огнедышащим драконом? А с Ванцовым встретишься ты. Ты обаятельная!

Надо же! Выбила-таки неимоверными усилиями комплимент!

— Почему? — удивленно спросила я. — У вас общее дело. Мне кажется, вам куда легче найти общий язык. Во всяком случае, тебе он скорее откроется, чем мне.

— Ладно, — проворчал он. — Хотя разговаривать с этим рыжим занудой куда страшнее, чем рассматривать фотоальбомы!

— Спасибо за «рыжего зануду», — меланхолично кивнула я.

— Я же не о тебе, — не унимался мой бестактный шеф.

— Что ж, тогда спасибо, что не обо мне, — я открыла дверь. — Искренне надеюсь, что, когда мы встретимся с тобой снова, мы будем знать немного больше, чем сейчас!

* * *

Мы вылетели на заснеженный проспект, промчались мимо толпы прохожих, изучавших витрины «Детского мира», и уличных торговцев, попытавшихся заманить нас теплыми носками и шалями, и оказались на шумной улице, где пришлось прокладывать себе путь, пробираясь по запруженному людьми тротуару.

— И какого черта их тут так много? — посетовала я. — Вот в проклятом Чистом переулке днем с огнем человека не встретишь, а тут целые толпы разгуливают.

— А день сегодня выходной, они и гуляют, — проговорила Соня.

— В этакий мороз?

Если бы не дела, я охотно сидела бы сейчас дома, закутавшись в плед, и пялилась на безмозглый экран телевизора. Куда больше получила бы наслаждения, нежели прогуливаться на морозе!

Дальше начинался самый опасный участок. Насквозь обледеневший, он был запружен припаркованными машинами. Больше всего боюсь встретиться с машиной, решившей отъехать с места, в тот момент, когда поскользнусь! Я буду так глубоко не подготовлена к нашей встрече, что для кого-то она окажется последней! То ли для меня, то ли для машины, а может быть, для нас обеих.

Прямо в конце улицы торчал огромный рекламный щит. «Двадцать новых причин гордиться».

Неужели они преследуют меня с нескромной навязчивостью маньяка?

Мы вышли в переулок, в конце которого торчал, как фата-моргана, Сонин дом.

Рядом в уютном окне виднелся призывный плакатик — немного более скромный, нежели про сигареты «Ява», которыми я должна была прогордиться ровно двадцать раз. «Астролог. Предсказываю судьбу. Сглаз. Порча».

— Интересно, — сказала я. — Наводит, что ли, порчу? И почему астролог? Черт знает чем люди занимаются! Я думала, что моя новая профессия — самая бредовая, ан нет! Вот не распутаю это дело, уйду в астрологи. Буду предсказывать судьбу и наводить порчу. Ты, Пенс, станешь моим первым клиентом.

— В смысле? — спросил Пенс, недоуменно хмурясь.

— В смысле я буду тренироваться в наведении порчи на тебе, — объяснила я, улыбаясь ему.

— Может, не стоит?

— Да брось, — отмахнулась я. — Судя по моей врожденной бестолковости, у меня это не получится!

— А вдруг получится?

Мы уже вошли в дом.

Соня прошла вперед, и ее рука метнулась к звонку.

— Маша ведь могла уже вернуться, — виновато объяснила она нам.

Но на ее звонок никто не ответил. Маши не было. Соня вздохнула и открыла дверь.

Мы вошли в темный коридор, мрачный, как все коридоры бывших коммуналок. Щелкнул выключатель. Соня включила свет.

Теперь была видна кухня. На столе действительно стояли две чашки со следами губной помады.

— А это уже много, — пробормотала я, внимательно присматриваясь к цвету отпечатков опрометчивых губ. — Из какой чашки обычно пьет Маша? — поинтересовалась у Сони.

Та молча кивнула на ту, где отпечатки были коричневатого цвета. То есть я бы и сама могла догадаться, Маша должна была подкрашивать губы именно так.