На кухне мои «найденыши», отмытые мамой до блеска, гоняли чаи. Судя по тому оживлению, с которым велась беседа, они вполне расположились друг к другу со своей доброй воспитательницей.
— Ни хрена себе, — простодушно заявила Маринка, уставившись на меня оторопело. — Тебя вчера что, по помойкам менты гоняли?
— Ма-ри-на! — сурово одернула ее мама. — Мы же с тобой договорились, что некоторые слова лучше не употреблять.
— Все, больше не буду, Галиночка Михайловна, — сложила умильно ручки маленькая нахалка.
Я же была расстроена. Значит, мои ухищрения ни к чему не привели и вид у меня помятый.
— Что, так ужасно выгляжу? — пробормотала я, пытаясь разглядеть свои физические изъяны в маленькое зеркальце.
— Нет, просто у тебя вид какой-то ошпаренный, — пояснила Маринка.
— Да нормальный вид, — заступилась за меня Юлька.
— Конечно, — хмыкнула чересчур прямодушная Маринка. — Глаза вытаращенные, как будто ее вчера в темном переулке по голове шарахнули.
Надо же, прямо в яблочко попала!
— Ну, шарахнуть не успели, — меланхолично призналась я, наливая себе кофе. — А напугать удалось.
— Че, правда?
Глаза Маринки засверкали возбужденным блеском.
— Как это? Тебя насильники напугали, да?
Она доверительно смотрела мне в глаза, затаив дыхание и не сводя крайне заинтересованного взгляда.
— Нет, — покачала я головой. — Тот дядька, которого вы видели в окне. Во всяком случае, мне так кажется.
— Саша, — прошептала мама. — Почему же ты мне вчера ничего не сказала? Я бы с ума сошла!
— Вот поэтому я предпочитаю иногда молчать о некоторых происшествиях, связанных с моей работой, — вздохнула я. — Чтоб никто не сходил с ума.
— Боже мой, — простонала несчастная мама, запоздало хватаясь за сердце.
— Ма, успокойся! Я жива и здорова, все в пределах допустимого. Так… Платок.
Напоминая своим видом разъяренного Отелло, я метнулась в комнату, нашла платок и успокоенно плюхнулась на место.
Дашка уставилась на платок с таким ужасом, что я невольно напряглась.
— Даш, что с тобой?
Она облизнула губы, не спуская с платка испуганного взгляда. Потом подняла на меня глазенки и прошептала:
— Откуда он?
— Платок? — переспросила я. — Нашла. В темном переулке.
— Он им вытирал руки, — уверенно сказала малышка.
— Кто? — не поняла я.
— Убивец, — еле слышно прошептала она.
Вот это финиш!
— Ты уверена?
Она закивала головой.
— Почему? — поинтересовалась я.
Она, будто ядовитую змею, взяла платок у меня из рук и указала на уголок. Он, этот чертов уголок, был обшит красной тесемочкой. Везде — белая, а в этом углу — красная.
— Вот, — сказала девочка. — Я на эту красненькую полоску и обратила внимание. Потому что мне сначала показалось, что это — кровь.
— Ладно, — я взяла бесценную улику и засунула в карман.
— Что там еще за убивцы? — нахмурилась мамочка. — Саша, я за тебя боюсь!
— Ничего не случится, а страх, между прочим, ослабляет человека!
Я поднялась, допив кофе уже на ходу, и, махнув рукой на прощание, вылетела за дверь.
Уф!
Я взглянула на часы. Сегодня я не опоздаю.
Вылетев из подъезда, радуясь тому, что освободилась от ненужного мне страха за свою жизнь, я подняла глаза и остолбенела.
Напротив моего подъезда торчала высокая фигура Пенса.
— Привет, — улыбнулся он.
— Привет, — ответила я. — Интересно, что заставило тебя подняться в такую рань?
— Я должен тебя проводить, — сурово ответил мой немногословный друг.
— Ага, — кивнула я. — Собственный почин? Или высочайшее распоряжение моей мамочки? А может быть, господин Лариков возложил на ваши плечи такой почетный долг?
— Я сам, — мотнул он головой. — Мне эти кенты, которые звонили, не нравятся.
— А мне-то они как нравятся! — воскликнула я. — Просто милашки! Значит, теперь я вынуждена терпеть твое присутствие постоянно?
— Выходит, так, — подтвердил мои опасения Пенс.
— Кошмар, — вздохнула я. — И у меня нет иного выхода?
— Нет.
— Ну ладно, пошли, — смирилась я с неизбежностью.
Мы двинулись к автобусной остановке. Все время молчали. Я была занята мыслями, достаточно мрачными, чтобы их отражение на моем лице делало оное еще более ужасным. То есть я так подозревала, что мое лицо просто обязано вызывать у окружающих глубокое чувство омерзения и ужаса.
Автобусные пассажиры, однако, отчего-то совсем не ужасались и не бросались в рассыпную, а напротив, окружив меня и Пенса плотным кольцом, норовили стиснуть нас так, что я прокляла собственную инициативу прийти на работу вовремя, обрекая себя тем самым не только на сонливость, но и на путешествие во время «Ч».
Навстречу автобусу неслись рекламные щиты с бессмысленными призывами типа «Двадцать причин гордиться» непонятно чем. Одна из рекламок призывала срочно посетить кинотеатр «Виктория», где расположилась уютненько выставка с кошмарным названием «Истории наказаний».
— Что там, розгами угощают? — поинтересовался круглолицый крепыш, почти повисший на моем плече, невзирая на тщетные попытки Пенса заслонить меня от общества своей спиной.