Ошибка президента

Старика ввели. Зрелище было довольно жалким. Круглолицый, плотный детина держал его за шкирку. Напуганный старик был в одном нижнем белье и переминался босыми ногами в грязной луже, постепенно растекавшейся с ботинок его «опекуна».

– Ну что, старый, и ты ничего не знаешь? – спросил главный. Тот же, что держал старика, неожиданно ударил его свободной рукой под ребра справа, не утратив при этом простодушно-глуповатой ухмылки.

Старик только ойкнул, а жена заголосила:

– Батюшки мои! Да что ж вы, изверги, делаете! Ведь не знаем мы ничего! Не была здесь Валентина, с самого лета не была!

Главный, которому, видимо, надоели ее причитания, толкнул пожилую женщину в грудь, и она упала, свалив по дороге этажерку. Муж дернулся было, чтобы помочь ей, – боевик выпустил старика, и тот поспешно наклонился к жене, но в этот миг получил сзади такой удар по ребрам, что сам растянулся рядом с супругой.

– Кеша, присмотри за старьем, – приказал старший «добродушному», – а мы пойдем поглядим.

Двое вышли, погремели в сенях ведрами, потом с улицы послышались их голоса, а в оконном стекле отразились отсветы карманного фонарика.

Зарычал Полкан, здоровый серый дворняга, которого на ночь спускали с цепи. Кто-то из боевиков грязно выругался, послышался удар, и пес жалобно заскулил, а потом замолк.

Так ничего и не найдя ни в сарае, ни в бане, боевики, злобно матерясь, вернулись к избу и потребовали у Анатолия Ивановича, чтобы он объяснил им, как короче всего попасть в Удолы. Эта деревня шла в их списке номером вторым. Старик, охая и не поднимаясь на ноги, объяснил:

– Ну дак вам, чтобы покороче, на шоссе-то не надо ехать. Вы вот сейчас как до колокольни доедете – и направо.

Как из Мстеры-то выедете, скоро развилка, так вправо опять примите и все прямо, прямо. Чулково проедете, потом сразу Глинищи, на выезде налево повернете, а там уже и Удолы недалеко. Дорога-то, правда, не ахти, но километров, чай, на десять короче, чем по шоссе.

В этот момент на занимавшей полкомнаты русской печи послышался какой-то шорох.

– Ага! – победно вскрикнул старший, кинулся к печи и рванул занавеску.

Прямо перед его лицом оказался большущий, грозно шипевший кот Тришка: спина выгнулась, шерсть стояла дыбом, хвост бешено колотился из стороны в сторону, глаза горели.

Боевик опешил и, несколько растерявшись, сделал полшага назад. Кот же, напротив, занес правую лапу с растопыренными когтями, шипение его перешло в настоящий рык, после чего он смело бросился на обидчика. Тот не успел сообразить, что произошло, как резкая боль вынудила его обеими руками схватиться за лицо. Кот же, не теряя собственного достоинства, неторопливо протрусил к входной двери и исчез. Боевик отнял руки от лица: от левой скулы до подбородка тянулись три глубокие кровоточащие полосы, три другие, менее глубокие шли от правого уха вниз по шее.

– Пошли! – резко скомандовал старший, опять выругался, выместил злобу на все еще сидевшем посреди комнаты старике очередным ударом ботинка и выбежал, хлопнув дверью. Двое других молча проследовали за ним.

– Толенька, ты чего ж… – прошептала Наталья Андреевна, когда три пары тяжелых ботинок протопали с крыльца и раздался шум мотора. – Они ведь Удолов не найдут, так сюда ж снова вернутся, убьют нас с тобой.

– Ничего, старуха, пусть поплутают маленько, глядишь, в болото заедут. А мы у соседей отсидимся. Вставай! А славно его Трифон-то наш уделал! – немного повеселел старик.

Поддерживая друг друга, муж с женой, едва волоча ноги, прошли огородами к соседке. Там Анатолий Иванович оставил плачущую жену, а сам пошел будить почтальоншу, чтобы шла открывать почту. Надо было срочно звонить в милицию.

Предусмотрительность Анатолия Ивановича оказалась тщетной – парни хоть и не нашли Удолов, хоть и кляли старика последними словами, возвращаться не стали – уже рассвело, и дорога была каждая минута.

Глава десятая ОПЕР НА ПЕНСИИ

1

– Турецкий Александр Борисович, – сказал Саша с порога. – Вот мое удостоверение.

– Да ладно, спрячь свою книжечку, – добродушно махнул рукой Петр Поликарпович. – Как вы, молодежь, теперь любите эти формальности.

Справедливости ради следует заметить, что, если бы Турецкий не показал своего удостоверения, Бобрецов непременно потребовал бы этого, присовокупив что-нибудь вроде: «Что ж вы, молодежь, порядок не соблюдаете? Положено предъявлять документик».

– Хороший у вас сад, – начал Турецкий, помня о том, что «Селедкин» гордится своими сельскохозяйственными достижениями.

– Да уж ничего, ничего, – ответил Бобрецов. – У меня все по науке. Недаром, вишь, почти всю жизнь возле Тимирязевской академии проработал, глядишь, кое-чего и сам стал кумекать. Так-то. Вот здесь у меня садовая земляника.