Ошибка Одинокого Бизона (илл. А. Вальдмана)

Река не замерзла, и не было снега на длинных каменистых отмелях. Мы приступили к поискам орудий, необходимых для добывания огня. Прежде всего нам нужен был нож. В доисторические времена предки наши — мои и Питамакана

— искали остро отточенные камни среди речных и ледниковых наносов. Мы с Питамаканом искали «камень, похожий на лед», — так называют черноногие обсидиан. Я часто видел маленькие блестящие наконечники стрел, выточенные из обсидиана, но никогда не видывал неотделанных камней. Вот почему Питамакан нашел большой кусок обсидиана на той самой отмели, по которой я прошел несколько раз. Этот кусок, ржаво-черного цвета, напоминал по форме футбольный мяч и был покрыт какими-то беловатыми пятнами. Я не верил, что мы нашли обсидиан, но Питамакан разбил шар и показал мне сверкающие осколки.

Он никогда не видал, как делают из обсидиана ножи и наконечники для стрел, но из рассказов стариков почерпнул много полезных сведений и теперь решил ими воспользоваться. Вооружившись камнем вместо молотка, он начал осторожно постукивать им по одному из обломков и в конце концов расщепил кусок обсидиана на несколько тонких заостренных пластинок, или слоев, Подобрав остальные куски и сложив их в кучу под нависшими ветвями сосны, мы отправились разыскивать сухое дерево. Знали мы, что найти его нелегко, так как незадолго до снегопада шел дождь. Побродив около часа, мы спугнули стаю тетеревов, приютившихся под верхушкой упавшего дерева. Птицы вспорхнули и расселись на ветках большой сосны. Снова я почувствовал голод, и сейчас мне представился случай его утолить.

— Давай наберем камней и попробуем убить хоть одного тетерева, — предложил я.

Мы побежали к реке и, набрав камней в полы одежды, вернулись к дереву. Птицы еще не улетели, и мы стали бросать камни в ту, что сидела на нижней ветке. Напряженно следили мы за полетом камней и жалобно стонали: «Аи-йя!», когда наши снаряды пролетали мимо.

Должен сказать, что в метании камней индейские подростки менее искусны, чем белые мальчики. Они привыкли пользоваться другим, лучшим оружием — луком, из которого их учат стрелять с раннего детства. Вот почему Питамакан вскоре отдал мне все оставшиеся у него камни.

Правда, снаряды мои не попадали в цель, но некоторые ударялись в ствол дерева или со свистом пролетали меж ветвей. Однако птица сидела спокойно и один только раз взмахнула крыльями, когда камень задел сук под ней. Но последним снарядом я ее подшиб. Она спустилась на самую нижнюю ветку, а мы помчались к дереву и радостными криками спугнули остальных тетеревов.

Раненая птица, посидев секунду на ветке, вспорхнула и опустилась на лужайку. Питамакан рванулся вперед и уже протянул руку, чтобы схватить ее, но тетерев взмахнул крыльями, полетел и опустился на снег шагах в пятнадцати от него. Мы пустились в погоню. Птица была ранена — она раскрывала клюв, головка ее свешивалась на бок, и мы не сомневались, что добыча от нас не уйдет. Но не тут-то было! Как только мы к ней подбежали, птица снова вспорхнула и снова опустилась на снег в ста шагах от нас. Это повторялось несколько раз. Птица привела нас к речке и перелетела на другой берег. Недолго думая, мы последовали за ней. Тут было мелко, но мы промокли до пояса. За это время птица успела нас далеко опередить и вскоре скрылась из виду.

Мокрые и несчастные, стояли мы на снегу и грустно смотрели друг на друга. Я был так опечален, что не мог выговорить ни слова.

— Ничего не поделаешь! Идем, — сказал наконец Питамакан. — Мы должны найти сухое дерево и развести костер, чтобы высушить одежду.

Он направился к подгнившей сосне и отломил твердый сухой сук длиной в четверть метра. Эта палка годилась для сверла; она была приблизительно вдвое толще карандаша. На этот раз нам посчастливилось, и мы развеселились. Я сел на берегу реки и стал обтачивать конец палки. Сначала я тер его шероховатым камнем, потом скреб пластинкой обсидиана. Хрупкие пластинки ломались у меня в руках, пока я не научился обращаться с ними осторожно.

Тем временем Питамакан искал кусок сухого дерева, в котором следовало сделать отверстие для сверла. От стариков он слыхал, что дерево должно быть твердое, а из твердых пород здесь росла только береза.