Ошибка Либермана

Либерман уехал, а его зять остался стоять на улице. Запястья Тодда высовывались из чересчур коротких рукавов тесной фуфайки, в руке он держал бутерброд с отварной говядиной. Через пять минут Либерман остановился перед домом, вылез с пакетом из машины, открыл дверь ключом и вошел со словами: «Я здесь».

— Деда-коп, — объявила Мелисса, отрывая взгляд от телевизора.

— Привет, — сказал Барри, отвернувшись от экрана лишь на мгновенье, чтобы улыбнуться Эйбу.

— Что смотрите? — спросил Либерман, сбрасывая туфли.

— «Богатые и знаменитые»[34], — ответил Барри.

— Там парень, который играет чудовище в тех фильмах, — сообщила Мелисса.

— Очень познавательно, — заметил Либерман. Он двинулся на кухню, где шептались Бесс и Лайза.

— Либерман, — начала Бесс, глядя на него. — Ты бегал трусцой под дождем?

Эйб поставил сумку на стол, поцеловал жену и дочь и сел.

— Я решал мировые проблемы, — сообщил Либерман, — и в результате проголодался.

— Ешь быстро, — предложила Бесс. — У тебя пятнадцать минут, чтобы добраться до синагоги. Там состоится заседание комитета по созданию комитета для сбора средств.

Билл Хэнраган устал. Он постучался в сорок три двери и получил двадцать ответов — неплохой результат, который он объяснил для себя тем, что люди оставались дома или возвращались домой из-за дождя. Он исписал много страниц, записывая показания, и даже нашел повод для ареста обитателей трех квартир по делам о распространении наркотиков. Восемь человек не хотели его впустить. С пятью из них он разговаривал через закрытые двери, а трех «отказников» убедил разрешить ему войти. Несколько человек помнили, что видели Эстральду Вальдес, — по крайней мере, несколько человек признали это. У Хэнрагана сложилось ощущение, что кое-кто из женатых мужчин замечали ее, но не захотели говорить об этом.

Дважды ему повезло. Двое мужчин лет сорока с лишним, явно геи, сообщили, что несколько раз видели, как Эстральда Вальдес разговаривала с женщиной по имени Гвен, которая живет на девятом этаже. Хэнраган, который начал опрос с верхних этажей и спускался, вернулся к квартире Гвен Дайсан на девятом этаже. Он уже успел поговорить с этой скромной женщиной лет двадцати пяти в чересчур больших очках, с зачесанными назад волосами и чистой кожей.

— Еще несколько вопросов, если вы не против, мисс Дайсан, — сказал Хэнраган с самой подкупающей улыбкой, на которую был способен.

— Я же говорила, что мы не были знакомы, — занервничала Гвен Дайсан.

— Вы знали ее, мисс Дайсан, — мягко возразил Хэнраган.

— Нет, не знала.

— Мы можем продолжить этот разговор в полицейском участке, если понадобится, — солгал он. — Но мне бы этого не хотелось.

— Ладно, входите, — сказала она, отступая назад.

Квартира была обставлена современной мебелью, которая выглядела не слишком удобной, но зато из такого жилья можно быстро и легко выехать. Гвен Дайсан оставила дверь открытой и сложила руки на груди — не вызывающе, но как бы обороняясь.

— Насколько хорошо вы ее знали?

— Не слишком хорошо.

— Почему вы сказали, что не знали ее?

— Она… Я знала, что она проститутка. Она сама мне сказала. Меня это смутило. Мы не были так близко знакомы.

— Она вам нравилась? — спросил он.

— Да, — ответила Гвен, глядя прямо в глаза полицейскому.

— Она говорила о мужчинах, о людях, которых знала?

— Нет. Она рассказывала о своей семье, а я Эстральде — о своей.

— О ее семье? — спросил Хэнраган, стараясь не выказать особой заинтересованности. — Об отце, матери?..

— Ее отец умер. О матери и брате.

— Они живут в Чикаго?

— Да.

— Вы знаете где?

— Где-то в южной части города. Мне кажется, она упоминала Огден-авеню. Я не уверена.

— Вы думаете, миссис Вальдес знает, что случилось с ее дочерью? Это происшествие не попало даже в десятичасовые новости на телевидении.

— Ее фамилия не Вальдес, а Вегас. Она не была такой, какой вы ее представляете. Я имею в виду Эстральду. Она была…

— Я знал ее.

— Мы с ней беседовали. — Голос Гвен Дайсан стал мягче.

— Беседовали, да, — повторил за ней Хэнраган.

Гвен Дайсан глубоко вздохнула.

— Я католичка, — сказала она. — У вас ирландская фамилия. Вы католик?

— Да.

— Я работаю в типографии, — сообщила Гвен, глядя через открытую дверь в пустой коридор.

Хэнраган обернулся. Там никого не было.

— Секретарем. Моя семья живет в Северной Дакоте. Я, видно, состарюсь и умру, оставаясь секретарем в типографии. Эстральда считала, что я слишком хорошенькая для такой работы.

Гвен Дайсан смотрела на полицейского мокрыми от слез глазами.

— Это правда, — подтвердил Хэнраган.

— Она считала меня достаточно привлекательной, чтобы заниматься тем же, чем и она, говорила, будто я могла бы за два года заработать денег и купить типографию, или салон красоты, или… Но я знала, что не смогу этим заниматься.

— Понимаю, — сказал Хэнраган. — Можете сообщить мне что-нибудь еще? Или вы знаете кого-нибудь из здешних жителей, кто…

— Никки Моралес, — сказала Гвен. — Восьмой этаж. Номера квартиры не знаю, я там никогда не была. Но Эстральда говорила о ней, они были подругами.

В ее словах прозвучала ревность.