Ошибка Лео Понтекорво

Лео ничего не мог поделать с собой. Все это его смешило и трогало. Он был не в состоянии разделить тревоги Рахили и считал их обострением материнской ревности.

Он даже не сомневался в том, что это Камилла внушила Самуэлю идею взять ее с собой в Швейцарию. Самуэль не был столь предприимчив, чтобы додуматься до некоторых вещей. Но в то время как для Рахили такое влияние являлось причиной для беспокойства, для Лео это было чем-то веселым и очаровательным. Видеть Самуэля во власти этой странной девочки было настоящим спектаклем… Учитывая отношение Камиллы к родителям, ясно, что она хотела избежать обычных рождественских каникул с ненавистными родственниками, которые бы занимались разбором чудовищно дорогих подарков и обжорством. Да, мысль избавиться от всего этого кошмара была слишком привлекательна для нее. Ее восхищало и то, что Понтекорво, если исключить некоторые послабления, которые позволял себе Лео (какой-нибудь подарок для ребят, чтобы они не чувствовали себя слишком одинокими в бескрайнем мире закоснелых католиков), по определенным причинам вообще не праздновали Рождество. Такой случай нельзя было упускать. Так вызрел ее план операции «Анзер». И завершение его было успешным.

В Швейцарии Камилла оказалась в необычной, но, в сущности, подходящей для нее атмосфере и потому почувствовала необходимость отблагодарить того человека, который помог ей в воплощении ее грез. Эта благодарность обрела форму коротенького письма. Это было одно из тех первых писем, которые привели к тому, что сейчас наш узник — после того, как сполоснул водой лицо, не смея поднять глаза и взглянуть на своего бледного двойника в зеркале, — принялся вышагивать взад и вперед по комнате, мечтая о чашке кофе, как путник, затерянный в пустыне, мечтает об освежающем журчании фонтана.

Конечно, еще до того как появилось первое письмо, Лео удостоверился в абсолютной правоте своей жены. Присутствие Камиллы навсегда разрушило четкий, как швейцарские часы, механизм. Филиппо не захотел спать на одном диване с братом. Самуэль не смел протестовать, будучи ответственным за случившееся, и не мог спать из-за чувства вины перед братом, которому требовалось больше пространства для ритуала (биться головой о подушку, слушая музыку), который еще с колыбели помогал ему уснуть.

Кроме того, Камилла не только не умела кататься на лыжах, но даже не собиралась этому учиться. А это значило, что Рахиль должна была проводить с ней целое утро. Не говоря уже о более опасных вещах. Камилла страдала от астмы (эту новость семейству Понтекорво сообщили уже после того, как они нехотя дали свое согласие взять девочку с собой). Видите ли, ее родители очень просили. В результате Рахиль была вынуждена особенно тщательно прибираться в доме по утрам, а также держать всегда под рукой ингалятор с адреналином. А в случае особенно сильного приступа шприцы и ампулы с гидрокортизоном. Ко всему прочему служанка Тельма в последний момент выкинула фортель и не последовала, как обычно, за своими хозяевами в Швейцарию. Так, Рахиль должна была выполнять прочую работу по дому, от которой раньше ее освобождало наличие маленькой милой филиппинки.

Лео в свою очередь должен был пожертвовать самой приятной частью своего дня в горах, когда он мог позволить себе немного насладиться уединением. С первого же дня в Анзере он не мог подолгу засиживаться в туалете или часами принимать душ. Как он мог расслабиться, зная, что там в маленькой, пропитанной теплым паром гостиной, в которой потрескивает и шипит пламя в камине, сидит эта девчонка? Ему казалось, что она ждет его. Предстать перед ней в халате не смущало его (семья Лео была достаточно широких взглядов, чтобы осуждать появление в неглиже). Самым сложным было развлекать Камиллу, найти общую тему для разговора. И в любом случае эта возможная беседа посылала к чертовой матери все прочие планы (прогулку с Рахилью, газеты, покупку маленьких подарков и прочая). С первых же дней Рахиль хотела, чтобы муж почувствовал, каково ей с Камиллой. Через минуту после его возвращения с лыжной трассы Рахиль вышла, настоятельно попросив его присмотреть за страдающей астмой девочкой. Лео слишком хорошо знал жену, чтобы понять, в чем заключалось ее послание к нему, когда та, выходя из дому, хлопнула дверью: «Ты очень хотел взять ее с нами? Вот теперь повозись с ней сам».

Как можно было осуждать Рахиль? Непросто приходится той, которая всегда права, но которую никогда не слушают.

Итак, во второй половине дня, кажется, наступала очередь Лео присматривать за подружкой сына. За этой конопатой доской по имени Камилла. Вот беда! Неприятность, куда ни кинь взгляд, досадное недоразумение, которое Лео не предусмотрел.

Несмотря на то что у него было два сына, ровесника Камиллы, несмотря на отделение, переполненное детишками, несмотря на то, что он привык общаться с двадцатилетними студентами в университете, Лео точно не знал, что делать с этой малолеткой.