Ошибка Лео Понтекорво

Но этого было недостаточно: в первые годы брака Рахиль боролась с привычкой мужа спать допоздна. Правила хорошего работника на самом деле обязывали мужчину с обязанностями Лео приходить в больницу первым и уходить последним. Именно так ведет себя настоящий начальник. Именно так он осуществляет контроль над всеми подчиненными и в то же время показывает им пример.

Именно такое поведение Рахили позволило Лео почти полностью посвятить себя отделению с самого момента его основания. Для Лео лечение больного начиналось с того момента, как тот переступал порог больницы… Начиная с меблировки. Цвета стен и пола. Никаких сюсюканий. Никаких ярких красок. Никаких детских обоев. Мы не в Диснейленде.

Все, что требовалось, — это светлое и просторное помещение. Чистое и уютное, в котором родители и дети чувствуют себя спокойно. Но в котором нет ни намека на веселое времяпровождение. Лео долго боролся за то, чтобы три соседних кабинета, предназначенные для химиотерапии, выходили в единственный больничный садик. Оливы, плакучие ивы, магнолии — это было единственным утешением детей, в то время как их отравляли.

Другой одержимостью Лео были запахи.

«Здесь не должно вонять больницей!» — повторял он медсестрам, санитаркам и уборщицам. Запах дезинфекционных средств, вареной курицы и печеного яблока — вот что подразумевал Лео под «вонью больницы». И не дай бог, если, войдя в больницу, Лео уловил бы этот унылый и убивающий запах. Самый спокойный в мире человек терял контроль над собой. Он приходил в такую ярость, что любой, кто знал его в других ситуациях, мог бы сильно удивиться. В своем отделении Лео был настоящим деспотом. Настоящим швейцарцем. Он был очень дотошен и никому не давал спуска. Он не прощал неаккуратности, неточности и карал любую форму безответственности. Он вступал в конфликт с администрацией, профсоюзом, с энтропией римской больничной системы в вопросах приема на работу персонала и обеспечения текучки кадров (Лео прекрасно знал, как сложно выдержать подобную работу и не сойти с ума или не превратиться в циника). Пресловутая вежливость Лео с подчиненными компенсировалась жестокостью, с которой он мог уволить одного из них за какой-нибудь своевольный поступок. Лео хотел заставить весь персонал подрезать волосы почти под машинку, как в армии. Но не имея подобной власти, ему удалось заставить их носить шапочки. И не ради гигиены, а из общечеловеческой солидарности. Для детей, особенно для девочек, уже было большой психологической травмой терять волосы, не хватало еще усугублять ее видом шевелюры какой-нибудь легкомысленной медсестры.

В целом беззаботность Лео в бюрократических вопросах совсем не соответствовала практической организации его отделения, которая, мягко скажем, была не очень гибкой. Как будто существовало два Лео Понтекорво: один безвольный и нерешительный, другой — решительный и аккуратный до педантичности.

И это было одним из противоречий. (Или наоборот: в этом не было никакого противоречия.)

По сравнению с его непреклонностью в организации и его беззаботностью в бюрократических вопросах на самом деле в медицинском искусстве (он так любил называть свой род деятельности) Лео проявлял необыкновенную гибкость и удивительный эклектизм. Враг всяческих медицинских направлений, он не принадлежал ни к одной из медицинских школ, он приспосабливался к ситуации, как хамелеон. Он на отлично выучил урок своего парижского наставника: рак отличается от всех остальных болезней тем, что это не какой-то инородный элемент атакует тело, но какая-то часть самого тела: мятежная, склонная к саморазрушению часть, один из членов семьи, который решил покончить с собой. Рак — это не часть нас самих. Рак — это мы сами. Вот почему каждый отдельный случай заболевания требует особого лечения. Требует особого внимания. Для каждого организма существует свой собственный рак. Именно поэтому курс лечения должен быть адаптирован под пациента, а не наоборот.

Когда Лео понимал, что ребенок не может больше выносить определенную терапию, он делал все, чтобы поменять ее или облегчить. Когда он видел малышку, измученную костно-мозговой аплазией, одним из самых страшных последствий химиотерапии, он давал ей несколько недель передышки. Он ждал, пока костный мозг не начнет снова нормально выполнять свои функции и производить необходимое количество белых телец, в которых нуждается иммунная система. Потому что профессор Понтекорво ни на секунду не забывал о том, что самые эффективные средства лечения рака, то есть химиотерапия и облучение, каждое по-своему, самая вредная отрава, с которой надо было обращаться с искусством алхимика.

Это была та форма гуманности, которую Лео применял к пациентам и которая сделала его более чувствительным по сравнению с его коллегами, в психологическом аспекте этого дела. Его отделение было первым в Италии, которое пополнило свой персонал психологами. Лео заключил особый договор с главным специалистом-психологом, доктором Лореданой Соффичи: она посвятила его в таинства детской психологии.