Много веков назад великие философы и астрономы альтернативной Земли предположили, что эти бисерины – целые миры, такие же луны, как и наша собственная. Более того, ученые даже рассчитали их движение и яркость и давным-давно средствами логики и геометрии определили, что на самом деле материнская планета – самый центр небесных сфер. Самые одаренные астрономы даже обнаружили вполне конкретное соотношение между временем, которое уходит у этих небесных тел на полный оборот вокруг матери-планеты, и расстоянием до нее. Мало того, они еще и поняли, что движение их собственной Земли вокруг матери-планеты подчинено той же закономерности.
Обитателям этого гипотетического мира осталось буквально несколько шагов до установления универсального закона, который связывает действующие на небесные тела силы с так называемой массой – закона всемирного тяготения. Мало-помалу создаются более мощные и точные телескопы, и ученые замечают другие планеты, далекие и доселе остававшиеся незамеченными (вокруг некоторых из них тоже вращаются спутники); тогда обитатели альтернативной Земли быстро делают вывод, что все это совокупно вращается вокруг Солнца. Закон всемирного тяготения, эта универсальная истина, прекрасно объясняет подобную конструкцию. Обитатели Земли-Луны очень дорожат подобным мировоззрением, поскольку его иерархия так красива и элегантна. Солнце – словно добрая бабушка, вокруг него вращаются планеты-матери, а вокруг них – дочери-Луны, и все это управляется одним и тем же набором незыблемых физических законов.
Очевидно, что обитателям такой воображаемой Земли-Луны гораздо проще прийти к гелиоцентрической модели, чем нам с нашими тысячелетиями упорной борьбы за верное понимание устройства Солнечной системы и нашего места в мире. Почему? Потому что, когда нужно разобраться в устройстве Вселенной, все решают обстоятельства. Эти обстоятельства и определяют прежде всего, каковы шансы на возникновение жизни в тех или иных условиях: прямо как загадка про курицу и яйцо, только в масштабах мироздания. Решить эту загадку – следующий шаг к разрешению противоречий между доводами за и против нашей вселенской уникальности и значения.
Все эти гипотетические миры, насколько нам известно, пока что представляют собой не более чем мысленные эксперименты, придуманные для наглядности. А теперь вернемся на реальную Землю. В истории науки и наших космологических изысканий есть одна интересная черта: великие озарения зачастую опираются на самые что ни на есть скучные научные мелочи. Это само по себе явно указывает нам на наше место в мироздании.
Многие фундаментальные открытия совершались лишь благодаря изучению крошечных деталей, мельчайших досадных отклонений, которые на первый взгляд казались чисто техническими, не имеющими никакого значения для внешнего мира, и лишь потом становится понятно, что это настоящее чудо. Огромные прорывы случались именно тогда, когда кому-то не давали покоя легкие неточности в движениях планет, то, что скорость света постоянна и это как-то странно, мельчайшие различия между подвидами живых существ и какие-то не вполне обычные ископаемые останки. Чтобы решиться работать над такого рода задачами, нужна очень крепкая нервная система, поэтому они, как правило, издревле становятся уделом неповторимой когорты одержимых и дотошных зануд. Такая кропотливая рутинная работа зачастую доставляют им массу удовольствия – к вящей досаде и отчаянию коллег. Иногда населению в целом приходится потратить довольно много времени на то, чтобы понять, из-за чего, собственно, столько шума. Вот и переворот в мышлении, которым мы обязаны Копернику, можно считать отличным примером того, как скучнейшие мельчайшие подробности ложатся в основу настоящих революций, приводят к самым драматическим последствиям. Последний и главный труд Николая Коперника – великий трактат «De revolutionibus» – настолько перенасыщен техническими астрономическими подробностями, что читать его с интересом могли лишь самые образованные астрономы того времени. По сути дела, чудовищная сложность лишь уберегла трактат от дальнейшей критики со стороны церкви и государства. Как суховато выразился[200] физик и философ ХХ века Томас Кун, когда писал об истории открытий Коперника, «Если бы работа была несколько легче для понимания, она бы встретила отпор еще раньше». Что неудивительно, поскольку Коперник во многом стремился усовершенствовать основы существовавших моделей небесной механики, а не затеять красивый научный спор. В этом отношении он был похож на человека, одержимого подсчетом вагонов в товарных поездах, – с той лишь разницей, что стремился составить более точную таблицу положения планет на ночном небе. А переворот в самой структуре космологических преставлений вполне мог быть всего лишь побочным продуктом подобных стараний, хотя Коперник, конечно, представлял себе, к чему все это приведет. Прости, Николай, мы очень признательны тебе за труды, только как развлекательное чтение они не годятся.