В ту же игру можно сыграть и при поиске жизни. Однако наша Солнечная система, вероятно, несколько маловата и поэтому обеспечила нам лишь одну чашку Петри. Ее планеты склонны к кросс-контаминации, к обмену химическими веществами и организмами, когда астероидные удары расшвыривают планетный материал по межпланентному пространству. Гораздо лучше было бы искать жизнь во Вселенной, перебирая одну звезду за другой, однако, как мы видели, передача материала по межзвездному пространству тоже приводит к контаминации. Еще лучше было бы подразделить крупную галактику вроде Млечного Пути на зоны таким образом, чтобы каждая из них представляла собой потенциально неповторимую выборку из того множества траекторий, которыми может развиться жизнь. А можно пойти еще дальше – рассмотреть и межгалактическое пространство, считать независимыми экспериментальными инкубаторами целые галактики. Если мы сможем идентифицировать и численно выразить природу любой жизни, которая обнаружится в этих местах, то сумеем свести воедино гигантскую карту траекторий, а потом посмотреть, какими универсальными вселенскими законами управляется это буйство.
Но вот что забавно: мы уже знаем, что подобный подход оправдывает себя в науке, и этому мы обязаны непосредственно Антони ван Левенгуку, сидевшему в своей комнате в Дельфте в 1674 году. Когда Левенгук увидел микроскопические организмы, кишащие в каждой капельке воды, во всех естественных отверстиях и выделениях людей и животных, то невольно заложил план исследования всех укромных мест, где может таиться жизнь. А сегодняшние ученые уже относятся к процедуре контролируемой выборки микроскопической жизни как к данности. Например, чтобы выявить новые виды живых существ, обитающие в суровых условиях подземных водохранилищ или глубоко под антарктическими льдами[225], ученые трудятся не покладая рук, чтобы собрать неконтаминированные пробы. Древние экосистемы зачастую содержат организмы, которые развивались без постороннего вмешательства в течение тысяч, а иногда и миллионов лет, отрезанные от остального мира. Если рассмотреть эти уединенные микрокосмы, можно узнать очень много о развивающихся в них невероятных биологических стратегиях, а главное – исследовать, какие глубинные биологические принципы стоят за всем этим.
Проделать то же самое в космосе – мягко говоря, чудовищно самонадеянная и оптимистическая идея. Однако может статься, что в результате мы обретем знания, которые оправдают все. Еще в главе 1 я коротко рассказал о гипотезе множественной Вселенной, очень перспективном способе объяснить «совпадение» космической тонкой настройки и зарождения жизни. Мы сможем проверить эту гипотезу, а жизнь станет лакмусовой бумажкой. Представьте себе, что мы будем в состоянии определить значения и форму физических постоянных и законов, которые определяют существование и распространенность жизни во Вселенной. Заручившись подобной информацией, мы, в принципе, могли бы предсказать, насколько распространена во множественной Вселенной жизнь, подобная нашей. Иначе говоря, мы бы вычислили, каково наше значение во всей совокупности всех возможных реальностей[226].
Все это весьма честолюбивые мечты. Для их реализации нам придется очень сильно потрудиться. Я бы сказал, что первое, что нам в этом помешает, – это комплекс Коперника. Думается, мы все равно едва ли занимаем во Вселенной центральное место, как с астрофизической, так и с метафизической точки зрения. Однако это не исключает возможности, что траектория развития жизни, по которой мы добрались до своего нынешнего состояния, отличается некоторыми неповторимыми особенностями. Нам нужно примириться с такой степенью собственной уникальности, поскольку она влияет на наше мировоззрение и на научные стратегии изучения Вселенной. Вполне можно путешествовать по звездам и галактикам, не покидая уютной Земли – через телескопы, – а можно поставить перед собой и более смелую цель. Мне не кажется, что эта цель – чистая фантазия. Не исключено, что нам предстоит сделать самый важный выбор за всю историю своего биологического вида – и этот выбор сводится к ответу на два вопроса.
Сможем ли мы когда-нибудь выйти за пределы космических обстоятельств нашего существования?
И хотим ли мы и дальше оставаться уникальными, но незначительными?
Правила, по которым нужно давать ответы на эти два вопроса, несколько нечестные. Если жизнь всегда и без исключений обитает на границе между хаосом и порядком, получается, что выживание зависит от исключительной сообразительности. С похожими задачами сталкиваются опытные серфингисты, когда им нужно не упасть на скользкой изменчивой поверхности огромной волны – в трубе пространства и времени, которая кончится лишь затем, чтобы смениться следующей.