Ошибка канцлера

– Как это – о чем? Вины, значит, никакой за ними не видишь? Жили как хотели, творили что на ум придет, и все ладно, все смерть спишет. Нет, батюшка, шалишь! А спесь их непомерная, а зазнайство, а то, что меня, царевны Российской, не замечали, поклона не удостаивали, что завещание подложное сочиняли, престол захватить собирались, сойти им должно?

– Ну разве что подложное завещание, если его удастся доказать, а остальное...

– Доказать? Это мне-то, императрице, доказывать надо?

– Но в глазах местного дворянства такая вина...

– А что за государем своим недосмотрели, что уберечь не смогли, что до болезни смертной допустили, рабы лукавые, нерадивые, – это ли не вина перед державой Российской? За нее ли ответа не нести?

– Но ведь благодаря кончине императора вы обрели престол, ваше величество, так стоит ли выказывать подобную суровость?

– В животе и смерти Бог волен, а раб за службу свою ответ должен держать – и будет держать, что бы ты тут ни толковал. Пусть Ушаков в Тайном приказе обо всем как есть дознается: о чем толковали, что замышляли, какие такие планы строили.

– Вы намереваетесь оставить Андрея Ушакова начальником Тайного приказа, ваше императорское величество? Он так верно служил вашим предшественникам и тем же Долгоруким.

– И мне послужит, не изменит. Куда ему от дела пытошного, кровью политого деваться. Добром не уйдешь – много знаешь, к людям не вернешься – ни тебе веры, ни уважения. Как люди ни подлы, а подлее палача себя не поставят. Вот и есть у него один выход – каждому хозяину до последнего вдоха служить. Андрей мастер своего дела, ой мастер! Не дай-то тебе господи, Ернест Карлович, с ним встретиться – на каждого способ найдет.

– Я не понимаю вашего сравнения, государыня. Если вы хотите меня запугать...

– А чего мне тебя запугивать, ты всегда в страхе живи – так-то оно лучше будет. Да и народ к Андрею привык, руку его знает, а то с новым-то начальником, глядишь, потачку почувствует. А мне потачек не надо.

– Но, вероятно, осмотрительнее бы было разделить власть Ушакова, не давать ему такой силы.

– И то верно. В Москве пусть пытошным делом займется Семен Андреич Салтыков, сродственник наш по матушке. Звезд с неба не схватит, а интересы мои соблюдет. Тут я покойна буду.

– Я имел в виду Петербург, ваше величество.

– Это для надзору, што ль? Тоже можно. Долгорукими пусть вместе с Андреем Юсупов займется.

– Да, но...

– Сам туда метишь, Карлыч? Не будет тебе туда дороги. Это уж дела наши, домашние, тебе чего в грязи-то копаться, дерьмо перебирать.

– Я мог бы подумать, что вы не испытываете ко мне доверия.

– Ну уж сразу и доверие! Ты на делах открытых, государственных будь, а то обер-камергер – и в пытошном застенке. Нехорошо получится. Сам знаешь, не хотели тебя тут – вот меня винить и станут.

– А после окончания следствия кого вы, ваше величество, предполагаете назначить в состав суда над Долгорукими?

– Час от часу не легче! Какой еще суд – сама казнь им решу, про каждого сама обдумаю. Только чтоб сей же час все имущество отобрать движимое и недвижимое: деревни, земли, дома, рухлядь всю, особливо алмазы у невесты-то порушенной, чтоб все до единого ко мне. Хороши больно! На балах являлась – вся как солнце горела. Вот теперь пускай узнает, каково терять-то, каково из покоев царских во дворцы сибирские, острожные переселяться, вместо слуг ливрейных самой печки топить, воду на коромысле носить. Самое время!

– Вы не хотите им оставить даже нескольких крепостных, ваше величество? Но мнение дворянства...

– Ни за что! Сами молодые, и себя обслужат и стариков своих обиходят, императоры самодельные! А за дворян не тревожься, пусть каждый сам за себя беспокоится, чтоб в соседи к Долгоруким не попасть. Да что ты мне своими Долгорукими всю голову задурил. Послов сегодня, что ли, принимать надоть? Аудиенции прощальные давать?

– Таков порядок, ваше величество.

– Значит, и Бестужеву.

– Обоим – и Михаилу, и Алексею.

– Михаила потом приму, зови-ка Алексея мне, да поживее.

– Они все дожидаются в аван-каморе.

– Вот и ладно. Зови да один на один меня с ним оставь.

– Ваше императорское величество, при прощальном приеме посла полагается...

– Полагается тебе одно – делать, как я велю. Оставишь нас одних и Анну Федоровну в личные апартаменты отошлешь – нечего ей под дверями торчать. Так-то, Ернест Карлыч!

– Ваше императорское величество! Счастливое и долгожданное восшествие ваше на праотческий престол наполнило несказанной радостью сердца всего нашего бесконечно преданного вам семейства, а особливо мое и троих сыновей моих, коим милостиво согласились вы стать матерью крестной. Примите, ваше императорское величество...

– Ладно, Алексей Петрович, комплимент твой наперед знаю. Говорить ты ловок, только времени тебя слушать нет. Дело у меня к тебе.

– Жизнь моя принадлежит вам, государыня, вы можете располагать ею по своему усмотрению.

– Службой-то своей доволен?