– Если бы надо было вас прикончить, мне и меч бы не пригодился. Я бы сдвинул любую машинку на пять сантиметров и сказал бы Зиге, что это сделали вы.
Великан, сидевший на корточках у печки, услышав свое имя, перестал возить по полу машинку и говорить «вжжжж!».
– Греемся, значит, в теплом домике? А как же идти по бесконечной дороге? Гладить морды мертвых зверюшек? – спросил Багров. Ирка подумала, что он мог бы и не задираться.
Шилов тускло посмотрел на него:
– Ты когда-нибудь ходил по бесконечной дороге в регионе, где средняя температура в декабре минус двадцать? И постоянные метели? И ветра?
Пока Виктор беседовал с Багровым, Ирка искала глазами Прасковью. От печки тянулась веревка. На веревке висело белье, а под ней стояла детская ванночка, служившая для стирки. В закутке между висящим бельем и стеной Ирка наполовину углядела, наполовину угадала Прасковью.
Несостоявшаяся повелительница мрака стояла на коленях у окна. Перед ней в пластиковом ведре из-под краски, на три четверти наполненном землей, росли помидоры, подвязанные к воткнутому в землю стилету. Прасковья бережно рыхлила землю спичкой. Невероятно, но она вырастила помидоры почти под Новый год, в избушке, куда едва просачивался свет и дуло из трещины в стекле!
Скользнув под мокрым пододеяльником, Ирка осторожно приблизилась к Прасковье. Та искоса взглянула на нее, продолжая рыхлить землю. Всех плодов на помидоре было три. Один еще зеленый. Два других можно было бы уже сорвать и съесть, но Прасковья, видимо, жалела.
– Слушай! – воскликнула Ирка, не сдержав восхищения. – Это же прекрасно! Никогда бы не подумала, что ты такая… Это так на тебя не похоже!
Прасковья, до того сидевшая неподвижно, точно очнувшись, вскинула голову. Схватила ведро с помидором, подняла над головой и швырнула об пол. Потом, опомнившись, метнулась поднимать, но стебель был уже непоправимо сломан у самого корня. Один из помидоров откатился под ноги Ирке. Прасковья подняла его, поцеловала, а после положила на пол и тщательно растоптала ногой. И все это в полнейшей тишине.
Шилов подошел, отодвинул простыню, посмотрел, хмыкнул и вернулся к печке.
– Прости! – сказала Ирка, немного подождав, пока Прасковья остынет. – Я дура!
Прасковья, державшая в руке сломанный стебель, равнодушно дернула плечом, точно говоря: а мне-то что за дело, даже если и так. Медициной это не лечится. Она открыла окно и выбросила помидор на улицу. Потом туда же полетело и ведро.
Захлопнув раму, несостоявшаяся повелительница мрака взяла помаду и, написав на стекле «Чего тебе надо?», неприязненно и остро взглянула на Ирку.
Дева Надежды смутилась.
– Я, наверное, завалила все дело! Ты откажешься! Может, чуть позже об этом поговорим? – робко предложила она.
Прасковья, не поддаваясь, опять настойчиво ткнула пальцем в стекло, показывая на свою надпись и требуя говорить немедленно.
– Ну хорошо! – уступила Ирка, кивая на копье, которое она успела пристроить у печки. – Я принесла это. Фулона предлагает тебе стать валькирией ледяного копья.
Прасковья с недоумением посмотрела на копье, на Ирку и, покрутив пальцем у виска, чтобы показать, что шутка несмешная, вновь кивнула на стекло, на котором алела надпись «Чего тебе надо?».
– Это не шутка! – сказала Ирка. – Я серьезно. Тебе предлагают стать валькирией.
Прасковья вгляделась в Ирку, на миг, проверяя ее, переключилась на истинное зрение – и вдруг расхохоталась. Хохотала она так, что в стене избушки образовалась дыра, а небо, необъяснимые зимой, рассекли сразу четыре молнии, все ударившие в одно дерево в лесу. Позднее сюда приезжали ученые и защитили две диссертации.
К молниям Шилов остался равнодушен. Дыра же в стене его озаботила. Он подошел, поглядел, прикинул размеры, зачем-то ковырнул влажные бревна ногтем и хладнокровно заткнул дыру подушкой.
– Так ты отказываешься? – спросила Ирка. – Что мне передать?
Прасковья даже писать ничего не стала. Только дернула головой, требуя, чтобы Ирка забирала копье и уходила. Но Ирка не ушла. Она смотрела на Прасковью и думала, что сказать. Долгая речь тут бы не сработала.
– Они погибнут, – произнесла она.
Прасковья схватила помаду.
«Кто?» – появилось на стекле.
– Валькирии! Чтобы сразиться с Черной Дюжиной, им нужна еще одна.
«Пусть откажутся!»
– Отказаться от битвы они не могут. Это означало бы потерю копий – и потерю самой возможности существования валькирий! – сказала Ирка, вспоминая грустное лицо Фулоны. Фулона знала, что шансов на победу почти нет. Но погибшие валькирии сохранят копья, которые перейдут к следующим. Валькирии же, отказавшиеся от боя, сберегают свою жизнь, но теряют копья. Получается жестокая такая, но сияющая правда, что, только умирая, валькирия живет. Хочешь жить – умри в бою.
«Кто валькирия?! Я? Какую траву Фулона выращивает в огороде?»
– Они погибнут! – повторила Ирка.
«А со мной что? Они победят?»