Ошибка грифона

Единственным, кого они слегка озадачили, оказался молодой африканский студент, раздающий листовки на бесплатное посещение солярия. Студент вручил Варсусу листовку и, улыбнувшись очень белыми зубами, спросил, который сейчас час.

– Одиннадцать семьдесят пять! – не задумываясь ответил Варсус.

Глаза у студента недоуменно округлились.

– Одиннадцать семьдесят пять – это двенадцать пятнадцать! – объяснила Дафна.

Она уже привыкла к фокусам Варсуса, и ей даже нравилось высчитывать, сколько, например, будет «без ста двадцати ноль». Оказывается, десять часов вечера!

Оставив озадаченного студента и дальше рекламировать солярии, Эссиорх повел своих спутников за павильон «Новокузнецкой», где толпа уже рассосалась и стояли лишь отдельные кучки общающихся людей.

Здесь хранитель поднес ко рту палец и, кивнув куда-то вперед, спрятался за киоск.

– Там! Только тихо! – прошептал он.

Скользнув за ним следом, Мефодий осторожно высунул голову.

– Ну! Давай-ка на наблюдательность! – предложил Эссиорх. – Только к истинному зрению не прибегай!

Глава четырнадцатая Артисты больших и малых театров

Мне сказала
Тетя Соня,
Что слыхала
Тетя Алла,
Что во вторник
Тетю Цилю
Тетя Ханна уверяла,
Что как будто
Дядя Нухим
Сам слыхал,
Как на прощанье
Энык-Бенык, уезжая,
Всем промолвил:
– До свиданья!

Овсей Дриз

У трамвайных путей, идущих вдоль радиоцентра, была глубокая грязная лужа. Ночью она замерзала, днем таяла и глотала окурки и мелкие монетки, выскакивающие из карманов перепрыгивающих ее прохожих.

Перед лужей на корточках сидел бомж в трусах и хозяйственным мылом стирал свои брюки, то и дело их решительно встряхивая. Капли и мыльная пена летели на людей на трамвайной остановке. Люди шарахались в разные стороны, отодвигались, ругались.

Метрах в десяти от бомжа на газоне разместился уличный музыкант и, отстукивая ритм ладонью по гитаре без струн, орал самым кошмарным в мире голосом. За каждым, кто проходил мимо, музыкант назойливо бежал со шляпой. Причем особенную назойливость проявлял по отношению к тем, кому он, по всем признакам, не нравился.

Чуть ближе к радиоцентру, там, где непрерывно тек людской ручеек, стояла скромная и милая девушка в очочках и, держа в руках папку, предлагала прохожим под чем-то расписаться. Расписывались много и охотно. Даже очередь порой выстраивалась.

– Место неудачное человек для стирки выбрал! – сказал Мефодий, вновь переключая внимание на бомжа в трусах.

– Напротив, очень удачное! Никак его не обойдешь! – сказал Варсус, соображавший быстрее Буслаева.

– Почему?

– Потому что это комиссионер под личиной!.. И тот с гитарой – комиссионер. А девушка в очочках, кажется, суккуб. Комиссионеры не могут в таких хорошеньких превращаться…

– Ага, – подтвердил Эссиорх. – Суккуб. Собирает подписи, чтобы бомжа и музыканта отсюда убрали и посадили суток так на пятнадцать. А на самом деле там крысиным молоком между строк отречение от эйдоса.

– Это же будет не засчитано! Бумажка фальшивая! – заметила Дафна.

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Эссиорх. – Люди, которые подписывают, все без исключения очень искренно ненавидят. Прямо горят гражданской сознательностью. Истребить этих уродов, стереть с лица Земли! Вот подпись силу и обретает… Сама взгляни, как все гладко идет!

Дафна увидела, как, принимая у бодрого пожилого мужчины ручку, суккуб будто случайно коснулся его. В следующий миг ладонь суккуба на доли секунды скользнула человеку в грудь, пройдя сквозь кожу и ребра. Ощутив что-то неопределенное, но страшное, мужчина тихо охнул. Поочередно схватился за сердце, за желудок, за печень. Сердце тикало. Желудок варил. Печень рапортовала о полном своем довольстве. Но тоска не исчезала. Тогда мужчина с острым подозрением уставился на девушку, но та мило улыбалась, одновременно за локоток разворачивая его к метро. Не понимая, что с ним, пенсионер, часто оглядываясь, потащился к павильону «Новокузнецкой».

А суккуб, улыбаясь, уже спешил к шагавшему по дорожке молодому человеку, протягивая ему папку с ручкой. Молодой человек ответил суккубу столь же любезной улыбкой, охотно взял у него ручку и нарисовал на договоре смайлик. Потом полюбовался смайликом и пририсовал к нему еще ушки и реснички. И снова улыбнулся суккубу, еще милее, чем в прошлый раз. Не оставаясь в долгу, суккуб приготовился ответить ему столь же волшебной улыбкой, но внезапно дернулся всем телом, и рот его пополз вбок и вниз.

Несмотря на дурацкую шапочку, он узнал в молодом человеке Варсуса – одного из лучших бойцов света, известного также как «пастушок». В ужасе подпрыгнув, суккуб попытался улетучиться, но жабой обрушился на асфальт. Опять подпрыгнул – и опять обрушился… Варсус укоризненно поцокал языком и показал суккубу договор, внизу которого, чуть ниже смайлика, была изображена небольшая руна.