Ошибка господина Роджерса

«С письмом от Зори вдруг куда-то убежал отец. Мы все в недоумении. Что-то случилось? Что?! Рядили по всякому. С нетерпением ждали его возвращения. Наконец он вернулся. На нем нет лица. Значит, что-то произошло серьезное. Мы бросились к нему с расспросами. Он тут же заявил:

— Умер Зоря… И отстаньте от меня.

— Как умер?! — закричала мама.

— Не знаешь, как умирают, — отрешенным голосом отвечает отец.

Мать запричитала и в слезы.

— Как же мы теперь будем… Да за что такое наказание?..

Я стою, смотрю на отца, на его осунувшееся, посеревшее лицо и не знаю, то ли мне радоваться, то ли… С одной стороны, жалко, все же умер родственник, с другой — слава богу, теперь наверняка будет спокойнее в семье.

— Папа, покажи письмо. — Я подошла к отцу, обняла. Мне стало жалко его.

— Потом, доченька, потом…

— Не потом, а сейчас. — Он знал, что я никогда ничего на потом не откладываю.

Отец пытался отговориться, а в меня словно дьявол вселился. Я настояла. Он всегда сдается, если проявить настойчивость.

Он нехотя протягивает мне письмо.

Боже мой… Какой ужас… Какой кошмар… Какой позор…

Я в гневе скомкала письмо, с нескрываемой злостью бросила его в лицо отцу, наговорила ему всяких гадостей и выскочила из дому. На улице немного успокоившись, возвратилась. Мать лежала в постели с полотенцем на голове, отец сидел за столом, положив голову на руки. Рядом с ним — нераспечатанная бутылка вина. Скомканное письмо валялось на полу. Я подняла письмо.

— Куда ты? — спросил, вымученно глянув на меня, отец, когда я направилась к выходу.

— Куда надо, — ответила я, хлопнув дверью. Честное слово, в эту минуту мне нисколько не жаль было своих родителей. Кипевшее зло на них наполняло мою душу.

Пока я шла по улице, все время со страхом думала в последствиях. Что я скажу Виктору? Как ему объяснить? Как покажусь на глаза подругам? Дядя — гнусный каратель, преступник, скрывавшийся от правосудия… Ведь Виктор работает вместе с отцом на режимном предприятии. Кому я теперь буду нужна?.. Кто узнает, от меня будет шарахаться, как от бешеной собаки. Еще возьмут да выгонят из института. Неужели всему конец? Перед моими глазами будто погас свет. Чем больше я думала об этом, тем больше теряла надежду на жизнь. Может быть, вот сейчас — под машину… Нет, нет, только не это. В чем я виновата?..

В приемной КГБ меня внимательно выслушали. Через некоторое время пришел высокий симпатичный молодой человек, представился мне капитаном Насоновым, и мы с ним уединились в отдельную комнату. Долго и по душам поговорили. Он меня прекрасно понял. Подробно расспрашивал об отце, о его поездках в Вену, о моих отношениях с Виктором, с его отцом. Об институте. О друзьях.

Я смотрю на Насонова, разговариваю с ним, а сама все время ловлю себя на мысли — где могла его видеть.

Этот спокойный голос. Знакомая манера левой рукой откидывать назад прядь волос, спадавшую на лоб. Под конец разговора я не удержалась и спросила:

— Владимир Николаевич, извините за банальность, где я вас могла видеть?

. — Не знаю… — И Насонов откидывает прядь волос, нависшую над лбом.

— Вспомнила!.. — чуть не вскрикнула я от вспыхнувшей вдруг догадки. — Вы у нас читали лекцию. И приводили пример, несколько схожий с тем, что я рассказала. Да?!

Насонов на секунду задумался и, к моему удовлетворению, говорит:

— Было дело.

— Как тесен мир. Кто бы мог подумать, — вздохнула я. — Знали бы вы, как после вашей лекции я воевала с отцом…

В ответ Насонов, как показалось мне, загадочно улыбнулся.

И где-то подсознательно у меня мелькнула шальная мысль: «А не успел ли и отец побывать здесь?..»

— Отец ваш знает, что вы пошли к нам? — словно угадав мои мысли, спросил меня Владимир Николаевич,

— Да, знает, — ответила я.

— Хорошо, — ответил он.

Ушла я от Владимира Николаевича окрыленная, спокойная от чувства исполненного гражданского долга. За одно только ругала себя: надо было раньше прийти сюда.

Впереди предстоит разговор с отцом. Каким-то он будет. Только бы не сорваться.

Не успела я переступить порог комнаты, как отец сразу подошел ко мне и, взяв под локоть, увел меня на улицу.

— Была? — спросил он меня, когда мы вышли из подъезда дома.

— Была.

— Ну и что?

— Если б меня так понимали мои родители…

— То что было бы? — не дав мне договорить, спросил отец.

Он был спокоен. И меня это несколько удивило. Я ждала нервной сцены и даже, может быть, скандала.

— Не было бы того, что сейчас произошло, — отвечаю ему в тон.

— Понятно. Что тебе сказали? — продолжал допрашивать меня отец.

— Сказали, что правильно сделала.

— Допустим. А дальше?

— Дальше… видно будет.

— И что же ты там говорила?

— Все как есть. Не убавила, не прибавила,

— Понятно. И что теперь будет?

Я поняла. Отец там не был, иначе он не задал бы такого вопроса. Мы некоторое время шли молча.

— Во всяком случае лучше будет. Куда мы идем? — обращаюсь я к отцу.

— Куда хочешь, — отвечает он.

— Тогда пошли домой.

— Пошли, — соглашается отец.

— Письмо, конечно, оставила там?

— Разумеется.

— Понятно.

Мы повернули обратно. Идем и молчим.

— Кто разговаривал с тобой? — вдруг поинтересовался отец.

— Не поверишь, папа. Удивительное совпадение… Помнишь, я тебе рассказывала о лекторе-чекисте, который приводил пример с одним родственником, тоже оказавшимся, как и у нас, в Канаде и…

— Ну и что? — перебил меня отец.

Я с удовлетворением отметила про себя, что разговор на эту тему ему неприятен.

— Он и разговаривал со мной. Симпатичный такой дядечка.

«Интересно, о чем думает сейчас отец?» — мелькнуло у меня в голове.

— Ты прости нас, старых дураков, особенно меня, — как бы отвечая на мой вопрос, говорит он.

— Пусть это будет нам всем хорошим уроком, — ответила я и увидела, как сразу посветлело лицо отца.

Дома нас встретила мама вопросом:

— Куда это вы убежали? С ума можно сойти. Давайте ужинать. — Вид у нее бледный, под глазами синяки.

Сели за стол. Молча поели и разошлись каждый по своим местам.

На следующий день ходили с Виктором в кино. Думала, немного отвлекусь. Не получилось. События с дядей вывели из равновесия. И мне было не до кино. Виктор, чувствуя мое состояние, в душу не лез. Молодец. Лишь один раз поинтересовался:

— Надеюсь, ничего плохого не случилось?

«Надейся, надейся», — подумала я. Владимир Николаевич просил до времени не говорить Виктору о судьбе дяди. И я носила в своей душе нелегкий для меня обет молчания.