Ошибка господина Роджерса

В это время в коридоре зазвонил телефон. Я, чтобы избежать неприятных объяснений, торопливо вышел из комнаты и снял трубку. Это Виктор просил Марину.

Из дневника Марины

«Отец совсем потерял голову от заграницы. Только и разговор о магазинах, тряпках. Мама под стать папе. До чего же живуча в нас еще мещанская обывательщина. А дядюшка, словно чувствуя, на чем можно сыграть, упрямо развращает моих родителей — шлет и шлет посылки. Конечно, присылает он вещи хорошие, полезные, но нельзя же терять чувство собственного достоинства.

А тут еще прибавилось хлопот и тревог в связи с болезнью дядюшки. Родители замучили врачей и знакомых расспросами об инфаркте и его последствиях. Снова беготня, суетня. Ловлю себя на мысли — мне все это до лампочки. Может быть, это и нехорошо, что меня не огорчает болезнь дяди, но ничего не могу поделать с собой. Как без него было спокойно».

В тихом парке

В Вене меня встретил Роджерс.

— Что с Зорей? — спросил я, а у самого холодок на сердце от дурного предчувствия.

— О, не беспокойтесь, Алексей Иванович, он через два дня прилетит. Дела, бизнес — все это отнимает много времени. Он очень извиняется и поручил мне заняться вами. Так что вы, как это у вас говорят, в надежных руках… — Роджерс дружески похлопал меня по плечу.

О болезни — ни слова… Я смотрю на веселое, беззаботное лицо Роджерса и не могу понять, в чем дело. Правда, если присмотреться внимательно, лицо у Роджерса не такое уж беззаботное. Напряжение выдают глубокие морщины, вертикально перерезающие лоб. Роджерс внимательно, даже несколько излишне внимательно, разглядывает меня.

— Как — прилетит?! Он что, уже поправился?! — невольно вырвалось у меня.

В самом деле, я ехал в тревоге и сомнениях, застану ли Зорю живым, а тут «прилетит».

— Да. Вполне. Вы удивлены? Врачи немного перестраховались. Ничего серьезного. Приступ. Сердце, — коротко отвечает Роджерс. — А пока я к вашим услугам.

— У него же обширный инфаркт…

— Диагноз не подтвердился. Вы что, сожалеете?

— Что вы?! Слава богу, что врачи ошиблись…

И тут я решаюсь задать вопрос, который готовил всю дорогу:

— Скажите, Роджерс, что за книги вручили вы мне в дорогу в прошлый раз?

— Книги? Какие книги? А, вспомнил. Да это просто чтобы время в дороге скоротать. — И как бы между прочим спросил: — Что, не понравились?

И я, постеснявшись признаться, что выбросил их, промямлил:

— Да так, ничего особенного…

Весь этот день, как и последующие, Роджерс провел со мной. Он по-прежнему был полон энергии и оптимизма. Знакомил с новыми уголками Вены. Высокие, не похожие друг на друга жилые башни, строгая планировка территории, разбитые зеленые газоны, отличные подъездные пути, сияющие рекламой магазины, чистота и порядок — все это по-прежнему производило впечатление. Затем снова мчались по гладким как зеркало дорогам, но теперь на «бьюике» малинового цвета с музыкальной сиреной. Опять прямая как стрела и широкая, словно наш Ленинский проспект, автострада. Снова бешеная скорость. Журналы с голыми женщинами, варьете, мотель со знакомой официанткой. И опять… И опять… Роджерс словно нарочно возил меня по старым маршрутам, стараясь снова ошарашить меня. Как всегда, он был предупредителен, вежлив и ненавязчив.

Вскоре появился Зоря.

Я с Роджерсом встречал его в аэропорту. Зоря выглядел бледным, усталым, осунувшимся. Болезнь оставила свой след. Роджерс вился около нас, ни на секунду не оставляя без внимания. Мне хотелось скорее остаться с братом наедине, но Роджерс был постоянно рядом. С аэродрома мы поехали домой. Пока брат приводил себя в порядок после дороги, Роджерс предложил сыграть в шахматы. Я вынужден был отказаться, так как, к своему величайшему стыду, не умел играть. Зоря вышел к нам посвежевшим и даже оживленным.

— Не переношу самолеты, — громко сказал он, а потом обратился ко мне: — Как без меня провел время? Не скучал? Рассказывай, Алеша,

— Пожаловаться не могу, Роджерс был ко мне необыкновенно внимателен.

Роджерс сделал широкий жест — мол, такова уж была его обязанность — друга хозяина. Мне показалось, что брат не слушает, и вопрос свой задал скорее из вежливости, чем из искреннего интереса.

— Узнаю Роджерса. Он, как всегда, делает почти невозможное, — заметил брат.

— Твой брат — мой брат, твой гость — мой гость — таков закон восточной дружбы! — скромно потупился Роджерс.