Ошибка «белого стрелка»

— У меня отпуск только в августе, Олег Иванович, сейчас просто не отпустят с работы. В это время детишки болеют, знаете, как? И потом, Олежке лучше все-таки побыть сейчас на природе, чем среди дымов и асфальта.

— Леся, ты не поняла меня. Я ведь тебя к себе не на время отпуска зову. Бросай все и приезжай. Навсегда.

Нет, она все прекрасно поняла и ответила не задумываясь:

— Олег Иванович, я очень этого хочу, но вот так, сразу… Не смогу я так. Мне нужно время, чтоб не чувствовать себя чужой рядом с вами.

Олег меньше всего хотел ее сейчас пугать, рассказывать о Крашенинникове и Пилявине, о том, что в Москву надо ехать ради безопасности ребенка и ее собственной, и он выдавил из себя опять неживые, холодные слова:

— И все же так надо, Леся! Просто необходимо, чтобы вы с Олежкой хотя бы некоторое время пожили здесь. Я не могу все объяснить, это не телефонный разговор…

— Конечно, не телефонный. Вы же пока не работаете? Вот и приезжайте в деревню в любой день, мы будем рады.

Проснувшийся Зырянов, определив по хмурому лицу командира, чем закончился его диалог с Лесей, грустно улыбнулся:

— Что-то не везет нам в последнее время на понимание со стороны женщин, Олег Иванович. То мы их не понимаем, то они нас.

— Тебе-то чего жаловаться? — все еще глядя на замолчавшую телефонную трубку, сказал Макаров. — Или с Аллой поссорился?

— Не то чтобы поссорился, но — все, туда я больше не ездок.

Нет, ссорой это действительно нельзя было назвать. Зырянов приехал в Москву из родных ростовских степей малость передохнуть после войны и заказать подходящий протез вместо потерянной кисти: ее отрубил Женьке топором чеченец, когда спецназовец попал в плен. В план отдыха входила и любовная программа. Реализуя ее, Женька познакомился с женщиной, свободной во всех отношениях. Алла жила на содержании любовников. В последнюю встречу она сказала: «Ты ведь знаешь, кто я и какая, потому не устраивай мне разбор полетов, ладно? Некоторое время мы не сможем с тобой встречаться, потому что приезжает один из моих богатеньких стареньких дружочков, тот, чья бритва в черном футляре».

На полках ее ванной лежали три электробритвы. Хозяева их, прибывая по коммерческим и прочим делам в Москву, останавливались у Аллы, веселой, красивой, не связанной мужьями и всякими предрассудками женщины. Женьку она выбрала на роль заполнителя пауз. Как бы он хотел собственноручно отнести эти бритвы на свалку, бросить их там под гусеницы бульдозера, однако… «Женечка, ты славный, ты умный, ты порядочный, я еще не встречала таких мужиков, вот тебе мое тело, Женечка, но большего у нас с тобой просто не может быть! Ты пока не знаешь, что я тебе не пара, ты пока не знаешь, что у нас не может получиться семья, но я это уже знаю, я мудрая, как всякая ломаная жизнью баба, и не хочу своей мудростью злоупотреблять. Эти бритвы я не выброшу, Женечка, по крайней мере, пока не выброшу, хочешь — называй меня циничной и расчетливой, хочешь — б…ю, но вот такой принимай меня или не принимай: переделываться не буду…».

«Думаешь, если я потерял кисть руки в плену у чеченцев, то не смогу тебя обеспечить? Я найду нормальную работу».

«Не надо комплексовать, прошу. Дело не в тебе — во мне».

Вот так они и поговорили при последней встрече, неделю назад.

— Не хочет Леся сюда ехать, да?

— Пока боится. Да оно и понятно: мы же почти не знаем друг друга. А я не могу покинуть Москву. Надо тут с бандитами этими рассчитываться, понимаешь? Прийти и сказать: если я вам что-то должен, то вот он я, а моя семья тут ни при чем. Как ни при чем и семья Базарова.

— И по морде им, и по морде!

— Ну, там уж как получится. Хотя, думаю, получится. Ты не помнишь по Чечне подполковника Шиманова, омоновца московского? Он мне уже и тут кое в чем помогал…

— Шиманов? Ну как же, он заезжал к вам. Нормальный мужик, мы с его ребятами совместную операцию проводили, две ночи по горам лазали, так я от них наслышался, как он воевать умеет.

— Шиманов недавно вернулся оттуда, звонил уже, хочет встретиться. Втягивать его в это дело не больно хочется, но посоветоваться можно.

— А что советоваться, Олег Иванович? Будто ты сам не знаешь, как врагам морды бьют.

— Это мне знакомо, конечно. За себя я всегда постоять смогу. Но Паше Базарову помочь надо? Надо. Не исключаю ведь, что на него опять наезжать начнут. А он сейчас испуганный, значит, слабак. И с Сокольцовой — пока не представляю, как этот вопрос решить.

— Какой вопрос? Думаешь, командир, что сын ее живой?

— А почему бы мне так не думать? Крашенинников или тот, кто поджидал нас в его машине, вышел ведь как-то на следы сержанта, если мать разыскал. Он, безусловно, знает меня, раз удрал сразу же…

Женька прошел на кухню, и через минуту аромат кофе выплеснулся в прихожую, где все еще стоял у телефона Макаров.

— Командир, на твою долю яичницу с колбасой поджарить? А может, и супец разогреть? Лично я хочу плотно позавтракать, поскольку денек будет непростой. Ты, Олег Иванович, столицей займешься, а у меня несколько иные планы.