Ошибка архитектора

— Спроси моего отца, у него там друг, наверняка он мог бы помочь, — ответила герцогиня.

Верон нахмурился и хмыкнул.

— Что? — спросила она.

— Я говорил с твоим отцом накануне, он знает о нашей проблеме.

— И он ничего не сказал?

— Нет, — ответил Верон и встретился с ней взглядами.

— Странно, — повела головой Лана. И кажется впервые Шэйли видела её спокойной и такой, размеренной что ли. — Хочешь я напишу ему сама?

— А он ответит тебе? — поинтересовался герцог.

— Он был наречённым отцом на моей церемонии дарения имени перед лицом богини, — ответила ему супруга. — А потом приезжая в гости всё время щупал меня… за щёчки.

— Ого, — и это был Иан. — Прям-таки щупал?

Она фыркнула, а младший Шелран усмехнулся, потом заметил Шэйли и подошёл к ней.

— Что тебя сподвигло заняться делами семьи, дорогая? — спросил Верон, не обращая внимания на слова супруги и брата. И снова было совершенно непонятно с какой окраской он это говорит.

Лана снова фыркнула:

— Это касается нашего благосостояния, дорогой, — она-то точно съязвила, сделав упор на слово “нашего”.

— Хорошо, — ухмыльнулся Верон. — Напиши.

Шэйли всё-таки никак не могла оторвать восхищённого взгляда от Ланиры Шелран. Она была тонкой, изящной, невероятно красивой. Манеры, взгляды, жесты. Несмотря на то, что она часто была ядовитой, всё равно это было так красиво, так завораживало. Шэйли казалось, что в ней самой и десятой доли такой элегантности нет. И конечно красоты.

Но яда в Ланире было конечно в разы больше.

— Мы вчера были в храме, — проговорила герцогиня за обедом. — Стало интересно, ну мне-то от богини-матушки ждать благословения глупо. А вот что ж Шэллина им не полна?

Глава 8 Верон

Верон Шелран сколько себя помнил был жёстким.

Упрямство и прямолинейность он унаследовал от матери — стройной, привлекательной женщины, скупой на проявления каких-либо чувств, тем более на ласку и нежность. Но это Верон и Иан с избытком получали от отца и сестры.

Да и нежности все эти старший сын герцогов Шелран скорее отрицал, чем нуждался в них. Терпел от сестры, потому что та любила обниматься, гладиться, целоваться, а если Верон не давался, то расстраивалась почти до слёз. И когда родился Иан, стало невероятно хорошо, потому что Ния переключились на него, а от Верона наконец-то почти отстала. И конечно, слава высшим, что младший брат от всех этих нежностей млел, радовался им и никогда не отказывал в этом сестре, которую обожал совершенно загранно.

Но вот с дочерью Лар Вайденов у Верона всё было совсем по-другому. Эта маленькая, шумная, свободолюбивая девчушка творила с ним, всё, что хотела, и он никогда не был против.

Чета Лар Вайденов приезжала в гости в летнее поместье в Хиите почти каждое лето ещё до того, как у них родилась дочь.

Тра́зан Лар Вайден был военным офицером, как и все вторые сыны аристократических семейств. Он был высоким, светловолосым, кареглазым, улыбчивым, разговорчивым, приятным человеком. Его супруга Марисса или Мури́, как все ласково её называли, была красивой тонкой, совершенно воздушной, как казалось Верону, девушкой.

И супруги Лар Вайден друг друга обожали. При виде этой пары даже у матери Верона на лице появлялась какая-то совершенно не свойственная ей мягкая улыбка. А отец Верона вообще души в обоих не чаял.

И конечно в любви родилась совершенно чудесная и очаровательная Шэллина, которая не была ограничена строгостью этикета, ей позволялось всё, потому что ею восхищались и радовались безгранично. Она могла натворить что угодно и все лишь умилялись этому, приговаривая — лишь бы не опасно для здоровья.

Дети Шелранов, все трое, любили Шэйли. Ния возилась с ней не менее воодушевлённо, чем с Ианом. Тот безумно ревновал, но, тем не менее, в его лице Шэйли находила достойного партнёра для всякого рода безумных проделок, за которые Иану очень даже попадало, в отличии от Шэйли. Но, хотя младший сын Шелранов и возражал против такого отношения, всё равно продолжал творить всякого рода шалости и был рад тому, что у него есть союзник, готовый его поддержать в любом начинании.

Верон же пусть и оставался самым разумным из этой связки детей, тем не менее был невероятно привязан к Шэйли. А она была привязана к нему.

Ему она радостно несла палки, камни, грязь, листики, мёртвых птиц, лягушек, гусениц и прочие свои детские сокровища. И он всегда с радостью принимал эти дары, а ещё с радостью принимал её объятия и поцелуи, несмотря на то, что Шэйли почти всегда была липкая и чумазая, но счастливая.

Его так грели её открытая улыбка и визгливый смех. А песни… эти её чудовищные песни, когда она распевала одно и то же слово десятки, а может даже сотни раз подряд, и изводила всех, кроме него. Отец качал головой, приговаривая, что у Верона стальные нервы, но на деле ему было отчего-то жаль, когда все прогоняли её с этими её странными песнями-трелями, а она заплаканная приходила к нему.

— Можно я тебе спою, Вер? — спрашивала Шэйли. — Никто не хочет слушать.