Ошибка архитектора (СИ)

Над головой сгустились тучи. Он вздохнул и пошёл к своему дому. Построил его сам и кажется, что живёт здесь вечность. Крыльцо с гамаком из сетей, одна комната внизу — кухня со столом, место со сплетёнными циновками и парой лоскутных одеял, вокруг очага, открытого с одной стороны и закрытого с другой стеной. Там за стеной было место для справления нужды и место, чтобы помыться. Хотя ему хватало и моря.

С верхнего яруса к нему спрыгнула безымянная кошка.

— Потрохов вам охота? — спросил он, глядя на животных.

Пёс проскулил что-то и припал к полу, вильнул хвостом. Кошка уркнула и ласково ткнулась ему в ногу.

Он ухмыльнулся и бросил пойманную рыбу в кадку для мытья, что стояла в кухне. Действия такие бесполезные, но такие нужные, чтобы не сходить с ума. Разделав рыбу, он сварил похлёбку.

Громыхнуло где-то над головой и жалобно заблеяла за стеной коза, жившая в пристроенных к дому сенях, куры забеспокоились вторя ей кудахтаньем.

Он глянул на пса, но тот и ухом не повёл — наелся и спал возле дверей.

Начался дождь, который к ночи превратился в бурю. Непривычно ледяной, ветер словно сошёл с ума — выл во всех щелях. Кошка забилась куда-то между тёплой стенкой от очага и низкой постелью, что он сделал на верхнем ярусе. Выше была только крыша. Добротная, как оказалась, получилась — несмотря на стихию бившую в неё так отчаянно, даже не скрипела и не подвывала.

Сон не шёл. Внутри было такое невообразимое беспокойство — сколько он уже здесь? Ему казалось, что бесконечность. Бесконечность его бессмертной жизни проведённой в ожидании.

Самое горькое было, что может и ждать было не нужно, может она не придёт… её разобрали одни инквизиторы, а его запер другой.

Пёс начал нервничать.

Спустившись вниз, он нахмурился и прислушался. Только стихия. Но пёс всё равно что-то слышал — быть не может, что у псины слух лучше, чем у палача. Идеального создания для убийства.

Он вышел за дверь и моментально промок от попытавшейся его смести стихии. Всмотрелся вниз — только тьма и буря в ней.

Но уйти почему-то не получалось. Его тянуло туда вниз, к морю. И он двинулся туда, ведомый призрачной надеждой, болью и пустотой, что была в нём без неё.

На берегу было пустынно, так же как и всегда. Он осмотрелся. Ничего.

Из-за спины выскочил выбравшийся из дома пёс и побежал вперёд.

Он побежал за псом.

Её тело было наполовину в воде, с невероятным количеством резанных и колотых ран на руках и ногах, и, вполне возможно, что её выдернули прямо из самого того боя, начало которого он видел в главной зале высшей директории.

— Бэлл, — выдохнул и поднял её на руки.

— Смерть, — прошептала она, хватаясь за него.

— Я, это я, любимая моя, я…

И он понёс её к дому. Пёс бежал впереди, убегая и возвращаясь, подвывая и скуля, словно тоже ждал её прихода.

Её всю трясло, кровь моментально впиталась в его одежду.

— Сейчас, сейчас, потерпи немного…

Она была раненой вне директории, при переходе могло случится всё что угодно — переход нужно осуществлять целым, а тут об этом и речи не было.

Положив её на пол у очага он закинул в него поленья, чтобы стало теплее, потом снял с неё одежду. Ноги не было… это была настоящая третья, значит у инквизитора получилось её вытащить. И плевать, что они могут быть заперты в этом ничто, лишь бы она не впала в “пустынное” пограничное состояние — не умрёт, потому что бессмертна, но и в сознание не придёт, и будет бродить только внутри миров, смертной душой, без возможности выбраться.

Нет, он это переживёт, будет находить её ещё тысячи раз, но дело не в нём, а в ней…

— Забери меня, первый, — тихо прошептала она мольбу о смерти.

— Нет, нет, всё будет хорошо, — ему стало страшно, как тогда когда потерял.

— Ты ведь можешь. Твоё право.

— Ты моя жизнь. Не будет тебя и меня не будет. Я потерял второго и четвёртого. Тебя не потеряю. Ты всё, что у меня есть.

И он снял мокрую одежду, взял её на руки и поднялся с ней наверх.

— Сейчас согрею, потерпи…

Растирая её руки, пальцы, ноги, он всё не мог унять собственную дрожь. Словно это снова обман, ложь и её здесь нет.

— Третья. Белл? — позвал он. Она застонала, с трудом открыла такие же как у него глаза. — Не оставляй меня, любимая.

— Прости…

— Нет, это ты меня прости. Ты можешь всё, всё… и всё, что ты делаешь прекрасно. И то, как ты любишь меня, тоже. Я сделал тебе больно. Мне было страшно. Я боялся, что потеряю тебя. Прости меня.

— Я люблю тебя, первый.

И он подался вперёд, подтягивая её к себе, обнимая и прижимая, стараясь согреть теплом своего тела. Уже к рассвету, она стала теплее и дыхание её стало ровным.

Она пошевелилась, открыла глаза, провела рукой по его щеке, и он отдал себя на волю тянущего в бездну желания обладания. Они так давно не были вместе в этом своём истинном обличье. Целуя каждую её рану, шепча просьбы о прощении, он чувствовал, что теряет себя.

А мир снаружи пришёл в движение, наконец…

Третья застонала, когда они стали едины, вцепилась в него со всей силой, что в ней была, причиняя нестерпимую, но такую полную торжества боль.