Ошибка «2012». Игра нипочём

И чем больше наблюдал, тем сильнее проникался чувством, что за забором нечисто. В самом прямом и непосредственном смысле этого слова. Правду сказал мудрый Александр Григорьевич – тот ещё был домик-пряник, терем-теремок… В направленном микрофоне с параболическим отражателем – тишина. В лазерной подслушивающей системе – ноль. Микрофон-стетоскоп для прослушивания сквозь стены молчит, как тамбовский партизан. Противоударный, заброшенный на территорию «жучок» не подаёт никаких признаков жизни. Только-то и остаётся, что лежать вот так на пузе и наблюдать. Днем, ночью, в инфракрасных лучах и в видимом спектре. И чувствовать, как начинает ехать крыша: объект ясно различим и вполне обитаем, но при этом ни тепла, ни звука не излучает. Словно кто его накрыл толстым пуховым одеялом с абсолютной прозрачностью. Гектара этак на два…

– Ты, касатик, не робей, не ссы и не сомневайся, – морально поддержала Песцова Надежда Константиновна. – Ты себе думай не о том, чего всё равно не уразумеешь, а о тех, кто в теремке обитает…

И Песцов продолжал наблюдать. В бывшем санатории, вернее, в его административном корпусе блока обретались трое мужиков – крепких, плечистых и… совершенно неправильных. Ну не бывает такого, чтобы три мужика, с виду далеко не интеллектуальная элита, не пили водки, не водили баб, не играли в карты, а главное – ни ногой с территории. Даже за жратвой. С осени они, что ли, закормленные или, может, молитвой и Святым Духом? Да нет, причина была скорее всего совершенно иная. Мало-помалу у Песцова создалось впечатление, что ребятам было просто не выйти. Словно скорпионам, брошенным умелой рукой в террариум с высокими стеклянными стенками.

– Они, стервецы, живучие, сколько ты их ни режь, – высказалась в плане мужиков Надежда Константиновна. – Нужно или хребет ломать, или жабры рвать, или башку откручивать. И ещё они в темноте видят. Так что, касатик, смотри, построже там с ними, без компромиссов.

Помимо громил, за забором имела место собака. Огромный чёрный кобель. Неведомой породы и тоже совершенно неправильный. Он не лаял, не рычал, не бежал к миске, не присаживался по нужде… и бродил, бродил, бродил строго кругом, по периметру забора. Уходил на отдых лишь в полночь, как-то втискиваясь в щелястую будку величиной со скворечник. Отверстие в ней, кстати, было почему-то не круглым, а в виде ромба, каким принято помечать бубновую масть…