Ошибка

– Конечно, если повод не кончается… И все-таки, я не очень понимаю; нет, конечно, если у тебя есть какой-то план…

– Знаете, не может же для Вас быть все расписано, как в инструкции.

Она промолчала.

– На самом деле, определенные причины у меня есть. Мне просто интересно, начнет ли он меня ненавидеть в конечном счете.

– Ты все пытаешься понять, тот ли это человек? Можешь быть уверен.

– Я не пытаюсь это понять. Я это знаю. То, что мне осознать действительно хотелось бы – сохранились ли у него те же намерения.

Она задумалась.

– Хм, а знаешь… Интересно. Только прошу тебя – не переусердствуй.

___

Лоренс не мог понять своего отношения к этому человеку. Конечно, большую часть времени ему просто хотелось убить Эйи (и тут он вспоминал про «Солнцепек» и желание улетучивалось), но он не мог объяснить непонятного волнения каждый раз, когда тот появлялся, со своей этой самодовольной рожей и не сходящей с лица улыбочкой. Да тут еще другая проблема – Винтерхальтеру было мучительно интересно, что с биологической точки зрения представляет собой это существо. Его нельзя было назвать ни мужчиной, ни женщиной, а еще эти волосы… взять бы хоть один волосок на экспертизу!

Так он думал, отдыхая после очередной тренировки. В этот раз они уехали подальше, не просто за город, а в сельскую местность; подходящее место найти было весьма проблематично.

Эйи лежал на траве, греясь в лучах рассветного солнца (тренировались ночью во избежание ненужных свидетелей). Поляну, которую они выбрали, окружали горы; оба были невероятно довольны обстановкой и уходить оттуда не торопились. Эйи эти места чем-то напоминали Родину, а Лоренсу – загородный дом родителей, куда они ездили на праздники; приятные ассоциации вызывали, конечно же, не сами родители, а то, что там ему позволяли держать лошадь, на которой он, собственно, уезжал подальше чуть ли не на целый день. Или же он просто забирался в горы, время от времени беря с собой принадлежности для рисования. Поднатаскавшись в пейзажах, он стал добавлять туда людей и различных существ. Самым популярным сюжетом были люди, летающие на крылатых белых котах, напоминавших какую-то смесь рыси и льва. На некоторых рисунках были даже портреты. Конечно же, эти у него хватало мозгов не показывать родителям, но особо удавшиеся пейзажи без всего остального, нарисованные в более старшем возрасте, даже висели в гостиной. По ночам было жутко холодно; порой Лоренс, ни с того ни с сего, просыпался, выходил на балкон, накинув несколько кофт, всматривался в чернющую бездну неба, сверкавшую бесчисленным количеством звезд, и в голове появлялись строки. Да, как и многие юноши, он писал стихи; правда потом, читая их с утра, он не мог понять, что там к чему, о чем они вообще. Но звучало красиво, и он их сохранял. А как-то ночью он и вовсе ушел потихоньку из дома, ходил по полям, вдыхая свежий, влажный воздух; смотрел на небо и не мог насмотреться – на следующий день побаливала шея.

Эйи уже долго лежал, не двигаясь.

«Заснул, что ли?.. Ну и хвала богам».

 Солнце уже начинало пригревать; оно очень хорошо освещало лицо лежащего. Несколько секунд Лоренс боролся с желанием подойти и посмотреть поближе; затем любопытство взяло верх – он подошел, нарочно шурша травой. Убедившись, что тот спит крепко, он аккуратно присел на корточки и стал разглядывать лицо. Спокойное (в кои-то веки!), бледное, гладкое; черты острые и тонкие – нос с небольшой горбинкой сверху, заметные скулы, точеная нить губ какого-то оранжеватого оттенка, большие веки, скрывающие миндалевидные глаза, в которые, если заглянуть, можно провалиться, как в черную бездну; на лбу между глазами еле заметная, какая-то болезненная складка.

«Вот взять бы и пристрелить сейчас. Но, думаю, меня потом за это не просто пристрелят… да и… пожалуй, не смогу я его вот так убить».

Тут Эйи внезапно открыл глаза. От неожиданности Лоренс подскочил. Это существо еще в первую встречу, когда внезапно выстрелило в него, напомнило ему кота – никогда не знаешь, что сделает в следующий момент; потом он только убеждался в этом – такое же бессовестное, эгоистичное, самовлюбленное, считающее тебя собственным рабом непонятное животное. А сейчас он вспомнил, как в детстве пытался незаметно подкрасться к спящей кошке, и каждый раз она внезапно открывала глаза, когда он был уже совсем близко.

Эйи, казалось, не обратил внимания на испуг; он приподнялся на локтях – следов сна на лице не было и вовсе – и сказал, будто продолжая начатый ранее диалог:

– Я не спал, Ларри. Кстати, научишь меня стрелять?

Тут Лоренс все-таки не удержался и в очередной раз дернулся; по спине пробежали цепкие ледяные мурашки.

– Да ты не бойся, это потом, когда мы с тобой закончим. А то мне, знаешь ли, интересны такие штуки, но никак руки не доходили.

«Конечно, куда уж там…» – подумал Лоренс, а вслух сказал:

– Я сделаю, что смогу. Кстати, можно Вас попросить? Не зовите меня Ларри, ради бога.

– А что так? – Эйи как-то хитро прищурился.

– Это не требование, – быстро поправился тот, – просто просьба. Неприятные ассоциации.