— Ну… — покрутила головой Анна Ивановна.
— Спать я с вами не буду! — грубо оборвал он её мучения.
— И не надо! Не надо! — согласилась соседка, — Выпьем и всё! — и, почувствовав в паузу Додикины сомнения, добавила соблазняющее: — У меня непочатая в белой кепочке. — Додик стоял, не говоря ни слова… потом махнул рукой и шагнул в коридор.
Дальнейшие события назавтра восстанавливались в его памяти с большим трудом, и то с помощью молоденького лейтенанта. Он с какой-то женщиной рвался в магазин, а магазин уже закрывался, и он устроил скандал, что не дают за свои кровные купить бутылку, всего-навсего — две минуты дела, а потом патруль забрал их, и поскольку он был такой шумный, ему пригрозили, что отвезут в вытрезвитель… женщина уже вообще лыка не вязала и даже адреса не могла назвать, а он сказал, что ему всё равно теперь — раз не дали купить бутылку, и пусть везут его, куда хотят — всё равно всем в одну сторону… Что это значило, милиционеры не поняли, и вот он здесь…
— Да!.. — протянул Додик. — Это сильно!
— Теперь на общественные работы загремите! — услужливо пообещал лейтенант сквозь стекло. Додик внимательно смотрел на него долго и неотрывно и вдруг тихонько запел: «Песней горна…» Лейтенант от неожиданности замер и стал прислушиваться, а потом заулыбался.
— На пионерские песни перешли! Ночью всё из оперы какой-то арию исполняли очень громко…
— А ты что, не знаешь этой песни? — спросил Додик.
— Почему-й-то не знаю? — обиделся лейтенант.
— А эту знаешь? — снова запел Додик.
— И эту знаю! Что я, в пионерах не был — это у нас была отрядная!
— Ага! — обрадовался почему-то Додик, — Ну, а эту? — лейтенант стал ему потихоньку подпевать… — Так вот! — Додик внезапно замолчал. — Это всё мои песни!
— В каком смысле? — спросил лейтенант и даже перестал писать в своих бумагах.
— В прямом! — откашлялся и приободрился Додик. — Это я их написал… не музыку, а стихи… слова, как у нас объявляют по радио!
— Да ладно! — ухмыльнулся лейтенант.
— Не ладно, а точно! — обиделся Додик, — Вот ты меня сейчас выпустишь, — перешёл он неожиданно на «ты», — я пойду домой, принесу тебе песенник и докажу, и подарю на память с автографом… ну честное слово!
— Не могу, — огорчился лейтенант, — Начальство бумагу подписывает… Вы же в книге зарегистрированы…
— А где начальство? — поинтересовался Додик. Он уже соображал, что к чему, хотя голова трещала и ломило спину. В этот момент и появился капитан…
— Товарищ капитан, — вскочил лейтенант. — Вот понимаете, товарищ Самарский…
— Ну, — нетерпеливо оборвал капитан, — пусть пометёт улицу! Надоели все…
— Он песни сочиняет, — по инерции сообщил лейтенант.
— Какие ещё песни? — возмутился капитан и уже повернулся к лейтенанту, чтобы выговорить ему за действия не по инструкции, но его прервал голос пострадавшего.
— Товарищ капитан, — обратился Додик, — Вы меня извините, полоса такая…
— У всех у вас полоса! — отрезал капитан, но Додик не сдавался.
— Понимаете, книгу закончил… вымотался, как последняя собака… и вот с тоски…
— А чего-й-то с тоски? — вдруг поинтересовался капитан. Он нечасто такое слышал.
— Да сами посудите, — доверительно начал Додик, — Столько месяцев с ними жил со всеми и вдруг — точка…
— С кем? — не понял капитан.
— Ну, с моими с героями в повести… я ж их родил… они живые, понимаете? Ссорятся тоже, страдают, глупости делают — и всё ко мне…
— Погоди, погоди… и долго писал? — капитан не на шутку врезался в писательский процесс.
— Почти два года. — Додик понурился и замолчал.
— Два года! — протянул он и покрутил головой в знак удивления. — Чего там? — обратился он к подчинённому и кивнул на стол.
— Да, так… песни громко пел… а адреса не мог вспомнить… сопротивления не оказывал, — запинаясь, читал лейтенант.
— Хм! — задумался капитан, — О, Господи! — он помедлил и в упор посмотрел на Додика, — Вы меня извините, товарищ…
— Самарский Давид Евгеньевич, — подсказал лейтенант.
— Товарищ Самарский, вы еврей по виду? — Додик напрягся и ощетинился.
— Да. — ответил он жёстко.
— Ну что творится на белом свете, — огорчился капитан и хлопнул себя по боку, — Уж и евреи так пить стали! Что дальше то будет? А? — обратился он к Додику. — Вы ж нам помогать должны, товарищ писатель… бороться за здоровый быт!
— Верно, — огорчился Додик, — вот видите, как неудобно получилось, — он раскаивался так искренне, что капитан улыбнулся.
— Давай сюда! — скомандовал он лейтенанту и подписал подсунутую бумагу, — Потом книгу-то подарить забудете! — обратился он к Додику.
— А я, чтоб не забыть, вам сборник со своими песнями подарю. Сегодня же. Обещаю.
Всё же и в безвоздушном пространстве есть молекулы.
Неожиданно возник Василий Иванович. «Вот этот никуда не девается. — подумал Додик. — Власть меняется, а сыск, действительно, вечен… интересно, знает про вытрезвитель или нет… наверняка доложили… ему главное во мне щербинку найти, зацепить… а там и до трещины недалеко».
Додик был на взводе, и его несло!
— Вы в Питере бывали? В Ленинграде, значит, — спросил он «серого мыша», сидящего напротив.
— Два раза, — Василий Иванович был спокоен, открыт и доброжелателен…