Ощущение времени

— Не знаю. Думаю, что с неприятностями.

— Хоть бы помогло, а то неудобно получается… заставили человека, а зря…

— Ты рехнулся, Дрейден! Не слышишь, что говоришь…

— Знаешь, Додик, ко всему привыкаешь… мне достали Гроссмана… — он оглянулся на телефон, но вилка валялась на полу, вытянутая из розетки.

— Я понял о чём ты, понял.

— Эта книга оплачена жизнью.

— Верно… а как твоя АСУ? — Додик произнёс это язвительно и вызывающе.

— Ну, что ты сравниваешь!? Моя АСУ, значит, пришла раньше времени… они считают, что управлять должна партия, а не какие-то сомнительные машины, которые будут думать за руководителей и…

— Говорить правду? Так?

— Примерно… не стоит об этом… ко всему привыкаешь…

— Почему все гении такие равнодушные к своим творениям, почему они их не защищают, не грызут врагам горло.

— Постой, постой… наверное, у них не хватает на это времени, характера… я не уверен, что ты прав в своём стремлении доказать неизвестно кому и зачем своё кредо с помощью бумажки…

— Я не гений… я дерьмо… это я тебе могу сказать… им нет!

— Врёшь ты всё… видишь, как далеко мы отклонились…

Фира умерла через три недели. Половина ампул лежала на тумбочке в сафьяновой коробочке для украшений. Они зеленовато светились в отражённых лучах солнца. Иванов тоже пришёл на похороны, хотя никогда её прежде не видел. Он размашисто перекрестился, растёр комок глины в своей привычной ладони и ссыпал крошку в могилу. На поминки стеклись самые близкие — набралось народу порядочно: пол-оркестра, да родственники, да друзья… Лизку отправили к знакомым. Лёнька, совершенно пьяный, никак не мог успокоиться и повторял одно и то же: «Я сейчас читаю о лагере, где над ней ставили опыты, а умерла она сейчас… и как теперь жить? Она умерла от опытов, Гроссман от того, что обо всём этом написал… а у меня Лизка… и как теперь жить?»

Когда все разошлись, Додик и Серый, тоже не очень трезвые, убирали объедки, гремели бутылками, складывая их в авоськи, и, останавливаясь на миг, прислушивались к бормотавшему во сне Лёньке. Он то всхлипывал, то рычал и потом начинал ужасно храпеть… тогда они заходили в комнату и снимали с его груди руки, сложенные, как у покойника.

Часа через два они тоже свалились, не раздеваясь, на разложенный диван и заснули моментально. Лёнька пробудился среди ночи и наткнулся на них… он опустился на стул и, наконец, заплакал тихо и умиротворяюще. Боль уходила со слезами, но, очевидно, покидая его, пала на его друзей, и они разом проснулись. Уже брезжило… серый свет делал всё убогим и безнадежным… не сговариваясь, они отправились на кухню, стоя и не зажигая света, опять выпили, не чокаясь, не закусывая и ничего не говоря, по полстакана водки, словно поставили точку, снова улеглись на свои места и теперь уснули крепко и спокойно.