Холодный ветерок приятно ласкает щеки Йерри. Внизу, по другую сторону до блеска вымытого окна, петляет улица Кюнгсгатан в лучах августовского солнца, вливаясь в площадь Стюреплан. В саду Хюмлегорден неутомимо работают красные газонокосилки. Точно такие же снятся ему по ночам. Они гонятся за ним, наезжая на пятки, не дают ему остановиться, но Йерри знает, что когда-нибудь должен будет повернуться к ним лицом и оказать сопротивление.
Он прибыл сюда, чтобы зарабатывать деньги, — во всяком случае, так привык он считать. А может быть, ему просто нравится бар на площади Стюрефорс? Он точно не знает и не хочет ломать над этим голову.
Еще не распакованы коробки с вещами, а ему уже позвонил первый клиент его адвокатской конторы. Нужна помощь в создании фонда в Лихтенштейне. Он обводит взглядом свою комнату. Пустые углы, голые стены, везде чистота. Диван в углу накрыт блестящим белым покрывалом.
Йерри предоставляется возможность заново обустроить свой мир.
Клиенты приходят и уходят. Внизу, на Кюнгсгатан, круглый год не иссякает поток людей и автомобилей. Молодой человек лет двадцати сидит напротив старшего коллеги и излагает ему свою идею, новую технологию, очень перспективную в условиях современной экономики.
Йерри забавляет этот юноша с его идеями. Он дает ему два миллиона на организацию нового предприятия, а через три года, после того как убили Анну Линд,[74] это предприятие выставляется на продажу. В результате состояние Йерри увеличивается на несколько сотен миллионов. Он покупает себе просторную квартиру в доме постройки рубежа XIX–XX веков возле отеля «Тегнерлунден» и увлекается искусством. Йерри давно уже имеет средства, чтобы приобретать картины, но руки до этого доходят только сейчас.
Этот балкон с перилами и видом на парк — словно призрак его прошлой жизни. Йерри вспоминает, как когда-то балансировал на таком; ласточки, как и сейчас, летали совсем близко, а тени их скользили далеко внизу.
Иногда он узнает ее черты в других женщинах. Ее волосы, движения, аромат духов из НК[75] по субботам. Он начал новую жизнь и нашел в себе силы больше не встречаться с ней. Он надеялся, что с годами все пройдет, но ничего не меняется.
Йерри хочет заглушить память о ней, поэтому познал многих женщин: увешанных золотом дам бальзаковского возраста из ресторана «Стюрехов», русских шлюх из района Бандхаген, множество случайных партнерш по сексу, появляющихся у него повсюду. Тело к телу, быстро и жестко; он помнит только руки, вцепившиеся в спинку кровати.
Иногда ему кажется, что она одна из них. Он видит перед собой ее лицо, хотя плохо представляет себе, как она сейчас выглядит: время все больше размывает в памяти ее черты.
Как-то раз ему позвонил знакомый агент по недвижимости, помогавший ему купить квартиру возле «Тегнерлунден». Он сообщил, что к юго-западу от Линчёпинга выставлен на продажу какой-то замок. «Ты еще не был там? Я подумал, что тебя это может заинтересовать».
И Йерри снова погрузился в воспоминания.
Они нахлынули на него неожиданно, словно давно подстерегали.
Он вспоминал все комнаты, все квартиры, когда-либо принадлежавшие ему, все холодные руки, когда-либо его ласкавшие. Теперь он понял, что все это время шел только к этому замку. «Я поеду туда», — ответил Йерри. Даже если там холодно и сыро дождливыми осенними ночами, он должен жить там.
54
Аксель Фогельшё достает фотоальбом из старого дубового шкафа в столовой, садится в свое кожаное кресло и начинает листать страницы, заполненные прозрачными пластиковыми кармашками с черно-белыми снимками.
Беттина обнимает детей, еще совсем маленьких, на фоне часовни. Катарина плавает в озере с мячом. А вот Фредрик на клубничной грядке.
А вот эти люди работали у меня. Мужчины, женщины… А вот и тот болван, въехавший на тракторе в часовню и сломавший дверь.
Фредрик и Катарина бегут в лес через поляну. Ведь это ты, Беттина, снимала тогда их? Фредрик сейчас с тобой?
Аксель Фогельшё закрывает глаза. Сегодня он устал как никогда. Он хочет, чтобы сын был сейчас рядом с ним, чтобы он сказал ему что-нибудь хорошее.
Он чувствует себя опустошенным, голова совсем не работает. Ему кажется, что он вот-вот должен умереть, что уже отказало сердце или какой-то сосуд лопнул в мозгу. Однако вопреки ожиданиям, Фогельшё продолжает дышать. Он хочет открыть глаза, но не может. Ему чудится голос Фредрика:
«Я вижу тебя, отец, ты сидишь в кресле в гостиной. Ты разглядываешь мои фотографии в альбоме. Я тоскую по тому времени, когда я был маленький и еще не знал, какую ношу взвалит жизнь на мои плечи.
Прошло много времени, но я помню этих людей, которые работали у нас. Ты называл их слугами, работниками. Я помню, каким жестоким ты бывал по отношению к ним, а ты до сих пор этого не понял, папа.
Я хочу, чтобы ты выкупил Скугсо и снова обустроил его. И чтобы сейчас ты сидел в этой квартире и рассматривал черно-белые снимки, мои, мамы и Катарины.
Ты так и не понял, папа, что в нашей жизни только три момента имеют значение. Первые два — это рождение и любовь.
А третий?
Смерть, папа, смерть.