Осенний призрак

Форс узнает место, где припарковалась в прошлый раз, когда приезжала сюда за одеждой. Сейчас она видит там двоих мужчин; отчаянно жестикулируя, они о чем-то спорят возле машины. Малин зажмуривает глаза, вспоминая тот день, а когда открывает их снова, и мужчины, и парковка уже далеко.

На берегу Стонгона, возле Клоетта-центра, вздымается одинокая башня нового высотного дома, небоскреба в миниатюре. Еще одна никчемная постройка, появившаяся здесь по милости очередного тщеславного градоначальника, пожелавшего оставить след в истории Линчёпинга.

— Мама? Это ты? Я плохо слышу.

— Это я, — отвечает Малин. — Ты приедешь ко мне сегодня вечером? Я приготовлю бутерброды с яйцами.

— А если завтра?

Они рассказывают друг другу, как живут, чем занимаются и что планируют делать в ближайшее время. Малин слышит голос Туве и свой, но ей кажется, будто этот разговор происходит во сне и его нет на самом деле. И она еще острее начинает чувствовать собственное одиночество, беспомощность, отчего ей становится грустно.

Автомобиль останавливается на берегу реки, неподалеку от виллы Катарины Фогельшё. Под деревьями в саду все еще лежат яблоки, и Малин только сейчас замечает, как недостает этому дому заботливой хозяйской руки: виллу давно пора покрасить, а двор — хорошенько вычистить.

Она убирает мобильник.

«Дворники» работают в бешеном темпе. «Они рисуют сердце на ветровом стекле, — замечает про себя Малин. — Такое мог бы нарисовать мужчина на спине любимой женщины кремом для загара. Знак любви».

Она знает, какой вопрос задать Катарине Фогельшё.

52

Катарина Фогельшё будто давно уже ждет их.

Она сидит напротив Малин и Харри на диване от «Шведского олова». Ее лицо не выражает ни страха, ни скорби, ни растерянности. Она только что узнала, что ее брат убит, и, кажется, готова, пожав плечами, стряхнуть с себя все, что связано с Фредриком, и как ни в чем не бывало идти по жизни дальше. «Но он же был тебе братом, несмотря на все свои недостатки», — мысленно обращается к ней Малин.

На стене картина Анны Анкер: женщина стоит у окна спиной к зрителю. Глядя на нее, Форс вспоминает Акселя Фогельшё, который так же стоял в своей гостиной, когда они с Харри рассказывали ему о смерти его сына. Он, как и эта женщина, прятал лицо, чтобы скрыть свои чувства.

А может, это правильно? Притвориться, что ты ничего не чувствуешь и окружающий мир для тебя не существует.

Или ты скрываешь что-то другое, Катарина?

Малин слушает, как Харри задает вопросы и как отвечает Фогельшё.

— …Да, в тот вечер отец приезжал ко мне. Он уехал поздно, а я легла спать. Подтвердить это никто не может. А разве нужно?

— …Я не убивала своего брата, если вы так думаете. Наша семья не причастна к этому убийству, данный вопрос я считаю закрытым.

— …Враги? Фредрик был безобиден, он не имел врагов.

— …Да, после смерти отца я унаследую значительную часть его состояния. Но я и сейчас имею гораздо больше, чем мне нужно.

Последние слова Катарина произносит, будто с издевкой.

Харри замолкает, теперь очередь Малин.

На Катарине Фогельшё шелковая голубая юбка, ее руки, сцепленные в замок, лежат на коленях. Малин замечает в ней то едва уловимое беспокойство, которое часто свойственно бездетным женщинам, ту смешанную с тревогой тоску, что выражается в быстрой смене настроения: от холодного равнодушия к доброжелательности.

Катарина морщит лоб, словно о чем-то вспоминая, и Малин думает, что в жизни человека может быть только одно-единственное по-настоящему сильное чувство, которое проходит безвозвратно и к которому потом возвращаешься всю жизнь.

На другой стене висит еще одна картина в голубых тонах, выполненная в импрессионистической манере: одинокая женская фигура смотрит в окно, а там не видно ничего, кроме тумана. «Она тоскует», — думает Малин, глядя на женщину.

— Какие отношения связывали вас с Йерри Петерссоном? — спрашивает она Катарину.

Малин сама понимает неуместность этого вопроса, лицо Катарины искажает презрительная гримаса.

— У вас богатая фантазия, инспектор, однако сейчас, по-моему, не время давать ей волю.

Я видел, как ты выходила из дома Катарины, Малин, а сейчас ты входишь в двери полицейского участка.

Ты ищешь утешения в чужих несчастьях, разве не так? Ты думаешь, что тебе станет легче от того, что другие страдают так же, как ты.

Ты высокомерна, Малин.

Но у тебя хороший нюх, здесь я отдаю тебе должное. Не бояться следовать своим предчувствиям, узнавать себя в ближнем — только таким образом люди и могут понять друг друга.