Осенний мост

— Я все равно думаю, что это уродец, — заявил Хиронобу. — Что ты делаешь?

— Прогуливаюсь. А вы что подумали?

— Не знаю. Что-то больше, чем просто прогуливаешься.

Го улыбнулся. Хиронобу был куда наблюдательнее, чем большинство мальчишек его возраста. Это внушало надежды. Возможно, когда-нибудь он оправдает репутацию, созданную двумя странными полетами птиц и цепочкой неожиданных побед.

— Го!

— Да, мой господин.

— В чем разница между духом и демоном?

— А почему вы спрашиваете?

— Потому, что это может помочь понять, от кого же родила Новаки.

Го остановился и потрясенно уставился на Хиронобу.

— Кто такое говорит?

— Да все, — пожал плечами Хиронобу, — только не могут понять, кто же это был. Так в чем же разница? Ведь и тот, и другой — сверхъестественные существа, разве не так?

— Демон — это существо, которое происходит из иного царства, — объяснил Го. — А призрак — это дух существа, которое некогда жило на земле.

— А кто из них скорее мог бы войти в человека и использовать его тело?

— Что?!

— Я думаю, скорее все-таки призрак, — рассудительно заметил Хиронобу. — Существо из иного царства просто убило бы мужчину и уже само сделало с госпожой все, что захотело. Но у призрака-то тела нету, потому ему пришлось бы использовать то, которое оказалось рядом. Звучит достаточно разумно, правда?

Хиронобу ожидал, что ответит Го, но телохранитель лишь продолжал молча смотреть на него. Он казался испуганным — но этого, конечно же, не могло быть. Го ничего не боялся.

Печальный вид госпожи Новаки глубоко тронул госпожу Киёми. Утратить детей, внезапно унесенных смертью, как это случилось с нею, — большое несчастье, но и оно не шло ни в какое сравнение с подобным горем: оказаться матерью живого, но неполноценного ребенка. В том великий дар богов, что непостижимые родники любви начинают струиться в матери, когда дитя растет в ее чреве. Благодаря им все трудности, все тяготы, всю боль материнства можно вынести без жалоб, а когда дитя появляется на свет, оно обретает дом в лоне всеобъемлющей, неистощимой любви. Но на что направить любовь и кому с этого будет хоть какое-нибудь благо, если дитя оказывается таким, как у госпожи Новаки? Как невыносимо печально пережить столь сокрушительное разочарование, проведя столько месяцев в счастливом ожидании и надежде! И теперь, конечно же, отец ребенка никогда не назовет себя, и это еще больше усугубляет одиночество госпожи Новаки. Ей предстоит страдать в одиночестве. При виде слез в глазах госпожи Новаки, которые она так старалась скрыть, госпоже Киёми тоже захотелось плакать. Она подняла руку, чтобы стереть слезы рукавом кимоно.

— Просто поразительно, как здешняя пыль ест глаза, — сказала она. — Должно быть, это из-за того, что монастырь стоит на горе, и лишен защиты густой листвы леса.

— Да, верно, — согласилась госпожа Новаки, и тоже смахнула слезы рукавом. Она была глубоко признательна госпоже Киёми, давшей ей возможность сделать это под благовидным предлогом, хотя, конечно же, она не могла выразить свою благодарность прямо. — И, к несчастью, ветер очень часто несет пыль с гор.

Пока госпожа Киёми и несчастная молодая мать плакали вместе, притворяясь, будто ничего такого вовсе и не делают, мысли госпожи Киёми обратились к ребенку. Она принялась молиться, прося богов и поскорее забрать малышку в свое царство и даровать ей покой, покой, которого она наверняка никогда не обретет на этой земле.

1308 год, монастырь Мусиндо.