Осенний лист или зачем бомжу деньги

- Эх, - кряхтя, сказал Окрошка, выбираясь из машины, - опять ножками топать. А классно все-таки на джипе кататься! Комфорт.

Давай, Ляксеич, динамит продадим и такую же тачку купим.

- По помойкам будем на джипе разъезжать? - усмехнулся Сидоров.

- А мы еще автоматы продадим. Бирюк говорил, что на них две фуры сайры можно купить. Две фуры нам не надо, а одну можно прикупить. А на остальные хлеба, картофана, риса и прочей шняги. Нам втроем год можно, не работая прожить. Легко.

- Втроем? А остальные?

- А они-то тут при чем? Кто бомбоубежище надыбал? Мы с Альфом. А ты, Ляксеич - старшой. Тебе всяко доля положена…А на джипе мы будем в магазин за водкой ездить.

- Хорошо, уговорил. Купим. За водкой, так за водкой.

Сидоров отмахнулся от Окрошки, как от назойливой мухи и вдруг поймал себя на мысли, что выпить сейчас им действительно не помешало бы. Особенно Альфреду.

После сидоровской пощечины Альфред вроде бы пришел в себя, но зато погрузился в какое-то заторможенное состояние. Будто ему все равно, что с ним произойдет. Беспрекословно вытер кровь с сидения и окна, хотя, (Сидоров видел это), такое занятие было Альфреду в новинку, и удовольствия при этом наведении чистоты он не получал. За всю дорогу от развалин завода до города Альфред не проронил ни слова, молчал и тупо смотрел в темноту сквозь кровавые разводы на стекле. Сопляк, подумал Сидоров, раскис, как пряник в грязной луже! И тут же он по-человечески пожалел Молотилова. События, которые произошли с

Альфредом за последние пару недель, кого угодно выведут из состояния душевного равновесия. Потерять любимую женщину, да еще при таких обстоятельствах! Потерять все - жилье, безбедное существование, привычный жизненный уклад. Сам-то он, Сидоров, оказавшись в подобном состоянии полгода кис на даче. Жить не хотелось. К тому же Сидорова никто не преследовал и не пытался убить…

- Пошли, мужики, - сказал Сидоров и решительно пошел прочь от бандитского джипа.

- А куда пошли-то, Ляксеич? - снова спросил Окрошка.

- Знаю я одно место. Там нас всегда примут.

- Бомжатник ментовской? - съязвил Окрошка.

- Монастырь.

- Монастырь? Так далеко же. Надо было тогда машину не бросать.

- Там пост ГАИ на выезде. Не проехали бы.

- Ляксеич, погоди. Зачем нам в монастырь. Из меня монах хреновый получится. И кормежка там скудная…Ляксеич, а Ляксеич? Если нам переночевать, так я одно местечко поближе знаю.

- Что за местечко? - не останавливаясь, спросил Сидоров.

- Подвальчик один. Там мой корешок живет, Юрка. Мы с ним раньше в одной коммуналке обитали. Пока нас оттуда один богатый торгаш не выпнул. Он старше меня, но как брат был, старший брательник.

Бывалочи возьмем с ним бутылек, баночку зеленого горошка откроем.

Или окрошечки сварганим. Посидим, душевно так!…Да тут и рядом совсем. На улице Грибоедова. Его, кореша моего, кстати, так и зовут

- Юрка Грибоед.

- Ну, хорошо, пошли к твоему Грибоеду, - согласился Сидоров.

В Юркиной конуре горел свет, он пробивался через дверные щели, освещая длинный и пыльный, заваленный всяким хламом коридор.

- Эй, Грибоед, встречай гостей! - крикнул Окрошка, вырвавшись вперед. - Спишь, что ли?

Окрошка распахнул скрипучую фанерную дверь и застыл на пороге, как вкопанный.

- Юрка?!!

- Что там? - спросил Сидоров, заглянув через Окрошкино плечо.

Поперек узкой не заправленной кровати лежал человек, вернее то, что раньше было человеком, бомжом Юркой Грибоедом. Худые Юркины ноги, обутые в старые солдатские ботинки, перетянутые телефонным проводом, чтобы не отвалилась подошва, покоились на полу и были вывернуты неестественно, острыми коленками внутрь, словно Юрка пытался что-то зажать между ними. На полу, у ног валялся пистолет системы ТТ.

Можно было бы решить, что Юрка мертвецки пьян, но в каморке душно пахло кровью и пороховыми газами. На стене над койкой на уровне головы сидящего на ней человека темнело бурое пятно, похожее на амебу. Кровь была и на ржавой спинке и, по-видимому, за койку ее натекло много, оттуда выползали темно-бурые, почти черные языки и смешивались с другой лужей, зеленоватой, кисло пахнущей.

Окрошка подковылял к трупу своего кореша и, примостившись рядом, стал толкать его, словно пытался разбудить.

- Юрка! А, Юрка! Ты чего? Кто это тебя? Юрка-а-а!

Окрошка поднял на Сидорова глаза, в них были слезы.

- За что его? Кому он помешал?

Сидоров пожал плечами и поднял с пола пистолет, понюхал дуло, повертел его в руках. ТТ, как ТТ, только старый - ствол и рукоятка потертые, в царапинах. На рукоятке узкая серебряная пластинка подарочного адреса. Гравировка затерта, не разобрать, что там было когда-то написано.

- А я видел этот пистолет, - сказал Альфред, встав рядом с

Сидоровым. - Не так давно.

- Да? Где и когда?

- В начале лета. Третьего июня. На дне рождения у Александра

Моисеевича.

- У какого Александра Моисеевича?

- У Шульмана. Это его пистолет. Он выпил лишнего, как всегда. Из ресторана пригласил нас с Катенькой к себе домой. Там еще добавил и в спальню ушел. Мы с Катенькой подумали, спать пошел, а он выходит и показывает нам пистолет. Говорит, купил по случаю. Вдруг, говорит, пригодится?