ОСЕННИЙ ЛИС

– Потом объясню, – буркнул тот, вставая.

Он взялся за ухват, сдвинул печную заслонку и с головой залез в устье. Вытащил небольшой, накрытый крышкой глиняный горшок, поставил его на стол, отцедил через тряпочку.

– На, подкрепись, – протянул он кузнецу дымящую кружку.

Збых пригубил взвар, подул, остужая, и отпил глоток. Топленое молоко с малиной и еще какими-то травами. Он выпил все и протянул пустую кружку. В горле по-прежнему было сухо.

– Еще…

– Хватит пока, – рассудительно сказал Жуга, принял кружку и поставил ее на стол.

На руке ощущалось что-то жесткое. Збых поднес ладонь к лицу. Левое запястье оплетал тройным кольцом давешний кожаный ремешок с узелками.

– Что… это?

Жуга перехватил его вопросительный взгляд и нахмурился.

– Оберег. Так надо… Я тебе потом все объясню, а пока – не снимай его. Нипочем не снимай, слышишь?

Накатила дремота. Веки смыкались сами собой.

– Что… ты… натворил?

Жуга помолчал.

– Зря ты нынешней ночью за мной увязался, – наконец, неохотно сказал он. – Ну да ладно. После будем думать, что к чему, а пока – спи. Как ты себя чувствуешь?

Збых сглотнул.

– Зуб болит.

Жуга вздрогнул и промолчал.

* * *

– Эй! Жузга! Погоди…

Жуга обернулся.

Вниз по улице, следом за Жугой чуть ли не бегом спешил какой-то дородный незнакомый бородач, поравнялся и остановился перевести дух.

– Уф… Совсем запыхался! День добрый.

– День добрый, – кивнул в ответ Жуга. – Меня звал, что ли?

– Ага. Я…

– Ну, так меня Жуга зовут, а не Жузга… Чего кричал-то?

– А, ну извиняй, если обидел ненароком… Ты ведь вроде как травник, а?

– Ну, положим, да.

– Дело у меня к тебе. Ведь раз ты, парень, травник, то и в заговорах там разных тоже смыслить должон. Ты ведь не при деньгах сейчас?

– С чего ты взял?

– Слухами земля полнится… Помоги, а? А я уж тоже в долгу не останусь.

Жуга некоторое время не отвечал, разглядывая незнакомца. Это был среднего роста, не старый еще крестьянин, с рыхлым, землистого цвета лицом, одетый в добротный, хоть и не новый полушубок, шапку и сапоги. Не бедняк, но и не то чтоб очень уж зажиточный, так – серединка на половинку.

– А что стряслось? – спросил Жуга.

Мужик в полушубке замялся. Поскреб в затылке.

– Да как тебе сказать… В двух словах и не обскажешь. Вот что: живу я тут, рядом, пошли ко мне? Посидим, поговорим, а то чего на морозе-то стоять…

– Как тебя звать?

– Меня-то? Вацлав.

Жуга вздохнул и задумался. Спешить сегодня и впрямь было некуда.

– Ну что ж… пошли.

Изба у Вацлава оказалась – всем избам изба: пятистенная, с резными окошками и большим крытым подворьем. Отряхнувши на крыльце снег с башмаков, Жуга оставил в сенях свой полушубок и шапку и вслед за хозяином прошел в чистую опрятную горницу. Как и следовало ожидать, жил Вацлав не один – у печки суетилась жена, поглядывали сверху трое ребятишек – две девочки-двойнятки лет семи, да мальчонка чуть помладше. При появлении незнакомца вся эта троица поспешно спряталась за занавеской.

– Проходи, друг Жуга, садись, – Вацлав кивнул на скамью и сам уселся рядом. Глянул на жену, молчавшую настороженно, нахмурился, прикрикнул сердито: не стой, мол, ступой, неси все, что есть на стол. Та засуетилась, застучала посудой. На столе появились щи в горшке, каравай хлеба, разные закуски, пироги, яйца, сыр, молоко и большой жбан с пивом. Вацлав крякнул довольно, подсел к столу поближе:

– Ну, закусим, чем бог послал!

Осмелев, вылезли наружу и ребятишки, и, получивши по куску пирога, остались сидеть.

Раскупорили жбан. Пиво оказалось густое и крепкое. Съели по чашке щей, еще по одной. Наконец, когда на столе появился самовар, Жуга решил, что пора переходить к делу.

– Ну, хозяева, спасибо за угощенье, пора и дело знать. Говори, Вацлав, зачем звал.

– Значится, так, – налив себе чаю, начал тот. – Уж полгода, наверное, будет с тех пор, как у нас неладное творится. Я уж кого только ни просил помочь, и батюшку, и бабку Нису, да все без толку. Всяк толь…

В углу кто-то кашлянул. Вацлав вдруг поперхнулся, выронил блюдце, и остолбенело уставился на гостя. Чай лужицей разлился по скатерти. Жена его тихо ахнула и прикрыла рот ладошкой. Жуга бросил быстрый взгляд на хозяина, на хозяйку, на стол перед собою, и вздрогнул: кусок пресного пирога, взятый им с общей тарелки, сам собой упал на скатерть и теперь ползком, словно улитка, медленно пробирался меж чашек обратно. Послышалось хихиканье.

Ни секунды не медля, Жуга вскочил, опрокинув лавку, рука сама нащупала за поясом шершавую ореховую рукоять, и через миг его нож пригвоздил самоходный пирог к доскам столешницы.

«Ай– мэ!»-тихо вскрикнули где-то под потолком. Стоявший возле печки березовый веник вдруг шаркнул по полу и безо всякой на то причины взвился в воздух, нацелясь прутьями в лицо. Жуга сбил его, почти не глядя, ударом кулака, вскинул руки и выкрикнул коротко:

– Кумаш!

Упала, звеня, печная заслонка, и все стихло.