ОСЕННИЙ ЛИС

Яртамыш – лепрехун (вариант: «Лепрекон») – один из младших домовых, по роду деятельности – башмачник. Скрытен, жаден, не любит беспокойных людей. В тишине старых домов, по ночам можно услышать стук его молоточка.

Все имена свободных гномов были подлинные, за исключением Спелле (на самом деле его звали Йорвик); Жуга об этом догадался, но шума поднимать по столь ничтожному поводу не стал. Орге, кстати говоря, потом затеял драку с этим гномом, чтоб тому впредь неповадно было соблюдать свои шкурные интересы за счет других.

Гномы совершенно напрасно с таким тщанием оберегали свой рецепт изготовленья пороха – к тому времени он был уже довольно известен в ученой среде, а вскоре получил широкое распространение в военном деле и производстве фейерверков.

«Живым серебром» гномы называли не ртуть, но тяжелый изотоп серебра 110, редкий, нестабильный, с периодом полураспада около трехсот пятидесяти лет. От этого волшебные мечи излучают в трех диапазонах, светятся в темноте и весьма опасны для своих владельцев. В ножнах содержится свинец. Надо сказать, что вся «нежить» весьма чувствительна к радиационному фону, и потому прекрасно распознает такие мечи на расстоянии. По этой же причине волшебные мечи приходится перековывать наново по прошествии некоторого времени.

В ведро Реслава действительно попали кровь и соль. По поводу же заговора воды Жуга потом так и не смог ему сказать ничего вразумительного.

Трехцветных котов не бывает (ген трехцветья у кошачьих сцеплен с женской хромосомой), Сажек – кошка, а не кот. В том, что Жуга изначально ошибся, виновато напряжение прошедших дней и возраст котенка.

Вызвав в этот мир образ Лиса, Жуга спровоцировал лавинообразный расход энергии, ушедшей на его перемещение, и камень треснул от переохлаждения. Развалины этого алтаря стоят там и поныне.

Единороги происходят по параллельной линии эволюции с лошадьми. Разветвление произошло на этапе эогиппус – гиппарион. Лошади сформировались как степные животные, единороги – как преимущественно лесные.

Реслава позвали, как свидетеля со стороны людей. Спустя полмесяца у него родилась дочь, назвали ее Геленка.

Яцек обосновался в Ревеле.

Вот, пожалуй, и все.

Июль 1994 – апрель 1997

Оханск – Усолье – Пермь

ОТ АВТОРА

Я родился в год, когда Нейл Сильная Рука ступил на поверхность Луны, солнечным осенним днем, ровно в двенадцать часов, с последним сигналом точного времени. Наверняка, это в какой-то мере предопределило мою судьбу, во всяком случае, я всегда и всюду стремился поспеть вовремя, но поскольку ждать не люблю, а опаздывать запрещается, появляюсь я в самую последнюю минуту. Таким я был раньше и таким остаюсь до сих пор.

Я ни на что не претендую. Пишу, чтоб не сойти с ума, как и большинство творческих людей.

С раннего детства книги были если не единственными, то – самыми большими моими друзьями. Постепенно желание творить становилось все сильнее, и после службы в армии, где появились мои первые удачные рассказы, я понял, что не могу больше жить без этого.

Думаю, что у меня были хорошие учителя. Верн и Хаггард дали мне толчок, Стивенсон взял с собою в море, Твен, О.Генри и Джером поделились чувством юмора, а По и Лавкрафт – предчувствием беды. Кэрролл сдвинул мне крышу, Саймак учил меня доброте, Желязны открыл мне двери в мир волшебства, а Сапковский развернул лицом на восток. Де Камп помог уверовать в себя, Дилэни отучил меня бояться. Творить миры мне помогала учиться Ле Гуин, творить социум – Вэнс, творить религию – Хэрберт, а разрушать миры – Муркок. Толкин свел все воедино, а старик Лейбер добавил бесшабашности.

Не будем говорить о прочих моих литературных творениях, речь пойдет о Жуге.

1994 год. Два летних месяца работы на биостанции, два месяца острой депрессии, одиночества и всепоглощающей научной работы. Совершенно неожиданно «приходит» Жуга – давно вынашивавшийся замысел юморного рассказика вдруг трансформируется в трагичную повесть-фэнтэзи с намеком на продолжение. Осенью того же года появляется второй рассказ, а уже в начале следующего – третий. Работая над этим циклом (теперь я предпочитаю именовать его – роман в рассказах), я преследовал несколько целей. Во-первых – попытаться вернуть русскому языку звучание, «нащупать» глубинные эмоциональные корни славянской лексики при помощи особого построения предложений, фраз и диалогов, а не путем напихивания там и сям старорусских слов, как делают сейчас многие авторы (последний путь, на мой взгляд, ведет в тупик). Во-вторых – попытаться воссоздать тот неповторимый колорит юго-западных окраин славяно-романской Европы в момент уникального смешения различных этносов и культур, как, например, это происходило в Трансильвании, вернуть ощущение сказки, мечты, сна, пусть даже – бредового. Хочется надеяться, что мне удалось избежать дешевой стилизации, плоской лубочности и показной былинности, а также других калек и штампов, присущих фэнтэзи вообще, и "славянской фэнтэзи в частности.