Он не знал. И только временами, бросая взгляд на Иваша, понимал, что рано или поздно придется делать выбор. Осталось только выяснить, какой.
Он любил ее. Остальное не имело значения.
Они не успевали.
Замок возник уже под вечер, совершенно неожиданно – неровная громада каменной постройки на краю невысокого утеса, далеко вошедшего в излучину реки. Бурливые воды сильно подточили основание скалы, от чего замок казался еще мрачнее, чем на самом деле. Не было блестящих остекленных окон, не было красивых флюгеров и красных крыш – лишь ржавое железо и серый камень стен, кое-где затянутых плющом.
– Вот Эшер, – сказал солдат, указывая пальцем.
– Нетрудно догадаться, – буркнул Вайда. – Что делать будем?
Усталый, раненый и злой, рифмач ворчал всю дорогу. По правде говоря, Жуга не склонен был на него за это обижаться – во-первых, он и сам устал, а во-вторых, у Вайды и впрямь был повод поворчать – такие раны не особенно опасны, но болезненны, тревожат на ходу и на привале и постоянно открываются, а перевязать их невероятно трудно. На его штанах сзади то и дело проступало красное пятно, вдобавок из-за раны он не мог долго ехать верхом. Впрочем, травник и сам ездил на лошади хуже некуда, и потому продвигались они медленно.
– Слезайте, – помолчав, скомандовал Жуга. Путники спешились. – Становитесь в ряд… Радован, ты стой где стоишь. А теперь, – он вздохнул, – вспоминайте.
Что вспоминать, пояснять не потребовалось. Жуга сосредоточился, освежая в памяти заклятие личины (где ты сейчас, Зерги…), и закрыл глаза. Из темноты медленно проступило остроносое и худое лицо солдата с вислыми усами и косым шрамом поперек щеки. Травник зашептал.
Когда он открыл глаза, перед ним стояли три наемника из замка Хьюго Эшера.
– Вперед, – скомандовал Жуга, залез в седло и обернувшись на спутников, добавил: – Только от меня далеко не отходите. Радован! Не вздумай дурить. Убью.
– Понятно, пан колдун, – солдат склонил голову. – Я знаю этот меч. Это я был с Кришаном, пока его не стали убивать.
– Кришан? – вскинулся травник. Конь под ним затанцевал, и травник еле сумел его успокоить. – Тпру, ч-черт! Кришан, боярский сын? Так значит, это ты тогда сбежал из города… Ладно. Как нам звать друг дружку?
– Этого, – солдат кивнул на Вайду, – зовут… звали Алексис. Его – Юхас.
– А меня?
– Твое имя Деши, но тебя… его никто так не звал. По прозвищу все звали – Лис.
Жуга вздрогнул и промолчал.
– Это ты, то есть он вел наш отряд.
* * *
Вблизи замок производил еще более гнетущее впечатление, чем при взгляде издали. Дырявое железо крыш, проломленые доски моста (цепи подъемного механизма, правда, были смазаны – сказалась недавняя осада), обшарпанные, в выбоинах и трещинах стены. Одна из этих трещин, особенно широкая, вообще змеилась поперек западной стены сверху до низу. В воротах их уже ждали.
– Ну? Как там? – подхватывая повод, шагнул им навстречу чернявый, одетый в зеленый жупан безбородый губастый парнишка.
– Нормально, – отозвался травник. Спешился. – Ничего особенного. Ну-ка, помоги.
Они стащили притороченные к седлам мертвые тела.
– Вот сволочь… – парень цокнул языком. – Троих ведь уложил… А кафтанчик-то ты, Юхас, зажилил!
– Ему он уже не нужен, – буркнул Вайда.
– Че хромаешь-то? В поясницу, что ль, вступило?
– Да… прострел.
– Где эти? – вмешался Жуга.
– Где им быть, – усмехнулся тот. – В подвале!
– А этот… – Жуга замялся, не зная, как назвать пришельца из дольмена, и вдруг нашел подходящее слово: – Серый?
– В башне, с хозяином, – он сплюнул. – Жрать будете?
Жуга помедлил, кивнул и отошел, пропуская вперед Радована.
– Давай.
В караулке было пусто и тепло. Среди немытых мисок и кружек на столе примостился накрытый крышкой глиняный горшок, полкаравая хлеба и большое блюдо с остатками мяса. Похлебка в горшке была еще горячей.
– Вино допили, – сказал парнишка, доставая хлеб и размещаясь за столом. – А за новым лазить неохота. Кликнуть, что ль, кого…
– Черт с ним, – отмахнулся Вайда, выбрал себе миску побольше и вытер ее полой кафтана. – И так сойдет.
Он налил себе похлебки и принялся за еду.
И травник и рифмач уже несколько дней не ели горячего. Иваш тоже приналег на снедь. Жуге, однако, после всего происшедшего кусок не лез в горло. Поковырявшись в теплом вареве, он через силу проглотил две-три ложки и отодвинул миску. Сосредоточился, угадывая имя.
– Вот что, э-ээ… Ладислав, – сказал он медленно. – Сходи-ка ты и вправду, в погреб.
– А? – парнишка вскинулся. – Вина? Я мигом.
Он ушел.
Травник огляделся вокруг. Полуподвальная сводчатая комната, где помещалась караулка, была натоплена, похоже, с вечера, если не раньше. В большом камине еще тлели угли. Колеблемое сквозняком, плясало пламя факелов. На пыльных закопченных потолочных балках черным ситом колыхалась паутина. Длинный, сбитый из неструганных досок стол, две скамьи и широкие нары в углу с горой теплых одеял на них – больше здесь не было ничего. Из всех виденных им замков, этот производил самое гнетущее впечатление.