– Посмотрим утром. Я здесь комнату заказал, да вижу, ещё одну надо. Ты всё ещё не при деньгах? – Бертольд поспешно замотал головой. – Так… – Жуга нахмурился. – Ладно. Сниму я на ночь комнату тебе.
– Это что, мне одному опять?! – подпрыгнул Бертольд. – Я не… я… да они ж меня…
– Да не ори ты. Я рядом буду, за стеной.
– Ну да! Ты с девкой миловаться будешь, а я всю ночь сиди, дрожи?
– Замолкни, – коротко сказал Жуга. – Не знаю, что ты натворил и кто тебе за это хочет глотку перерезать, если не врёшь. Чтоб тебе помочь, новой напасти дождаться надо.
– А я, получается, наживкой в таком разе буду?!
Жуга поднял взгляд и усмехнулся.
– Кому сейчас легко?
Гроза прошла. За окнами стемнело. Жуга поднялся и прошёл к хозяину. Тот глянул вопросительно.
– Чего угодно?
– Бадью с водой и комнату.
– Ещё одну?
– Угу. И вот ещё что… Кто такой Кинкаш Дёже?
– Кинкаш Дёже? Сын Милоша Дёже, боярина из Клуж-Напоки. Это с его ребятами ты поцапался сегодня. Он тоже, кстати говоря, тут комнату снимает, уже четвёртый день. Да только не видать его. А ты и впрямь Жуга?
– Впрямь, вкось, какая разница, – ответил тот. – А что?
– Да так, – пожал плечами Ладош, – ничего.
Бадья с водой дымилась посреди комнаты. Жуга поставил посох в угол, швырнул котомку на кровать. Отлил воды из принесённого с собой кувшина в кружку. Влана молчала.
– Мойся пока. – Жуга кивнул ей на бадью и протянул брусочек мыла.
– Но я не… Видишь ли, я сейчас…
– Я не для этого прошу.
– Ладно, – кивнула та. Нащупала завязки юбки. – Ты выйдешь?
– Нет. – Жуга покачал головой и пояснил. – Так надо.
Обострившееся обоняние травника ещё на рынке уловило исходящий от девушки едва заметный характерный острый запах. Теперь же ясно можно было разглядеть и прочие признаки надвигающейся болезни. Огнёвка-сыпь. Жуга ругнулся про себя, недобрым словом помянув дуру-повитуху, вздохнул и молча вывернул мешок. Достал и развернул тряпицу. Мелко нашинкованная смесь сухой травы с шорохом посыпалась на воду. Влана насторожённо покосилась не неё.
– Зачем это?
– Так надо. Ты мойся, мойся. И запоминай. Вот это, – он вытащил другой свёрток, поменьше, – будешь дважды в день запаривать и пить. Щепоть на кружку. Я сам готовил, можешь не бояться.
– А что это?
– Чтоб молоко скорее высохло. Болит небось в груди?
Влана покраснела.
– Н-да. – Жуга взъерошил волосы рукой. – Вот. Это тоже заваривай и растирайся на ночь. Боль… ну… которая там, тоже пройдёт. Не перепутай только.
– Жуга. – Девушка потупилась. Закусила губу. – Ты… Я хочу сказать, это был не твой… не твоя…
– Знаю, – отмахнулся тот. – Знаю.
– Откуда?
– Оттуда, – буркнул травник. – Я, может, неуч и дурак, но до девяти считать умею. Ладно, вылезай. Я отвернусь.
Жуга дождался, пока Влана не залезет под одеяло, раскрыл окно, с натугой приподнял бадью и вылил позеленевшую воду на улицу. Снаружи заругались. Жуга захлопнул раму, погасил свечу и тоже забрался на кровать. Улёгся спина к спине.
– Жуга, – позвала девушка негромко.
– Мм?
– Зачем ты нянчишься со мной, коль знаешь?
Жуга пожал плечами. В постели это получилось плохо.
– Бог знает зачем.
– Ты вспоминал обо мне?
– Нет.
– Я… Наверное, мне нельзя было так. Но как растить ребёнка одной, без дома, без семьи, без денег? Холера тут ещё…
Жуга промолчал.
– Злишься на меня?
– Нет.
– Жуга, я… – Влана вдруг повернулась лицом к нему.
– Что?
– Я… Нет, ничего. – Она вздохнула. – Спи, Лис. Спи.
Истошный крик взвился в полночной тишине, гвоздём буравя уши. Жуга вскочил, отбросил одеяло, одним движением натянул штаны и с посохом в руках метнулся к двери.
– Запрись и никуда не выходи! – крикнул он Влане. Перепуганная девушка сумела лишь кивнуть в ответ.
Кричала женщина, откуда-то снизу. Кричала, долго не умолкая. Корчма шумела, просыпаясь. Захлопали двери. В нижнем зале было пусто. Жуга, едва касаясь ступеней, сбежал по лестнице, где у дверей столкнулся с Ладошем.
– Кто кричит?!
– Что?
Ладош был в одном носке, в вязаной жилетке поверх ночной рубахи. В одной руке он держал горящую свечу, в другой – мясницкий длинный нож.
– Кто кричит, спрашиваю?! – рявкнул Жуга, теряя терпение.
Хозяин указал ножом на дверь:
– Там, в комнате…
Дверь, запертая изнутри, не поддавалась. Жуга ударил раз, другой – с разбегу, расшиб плечо и выругался. За дверью притихли. Меж тем сбегался народ – большинство постояльцев, разбуженные криками, спешили вниз. Кто мог, пришёл с оружием.
– Что тут творится?
– Кто кричал?
– Эй, господин Кинкаш, откройте! – позвал хозяин. Свеча в его руке дрожала. – Чего за шум у вас там, а?
– Кинкаш? – внезапно вскинулся Жуга.
– Ну да. Он поздно заявился, с девкой. А комнату всегда внизу снимает. Там, значит, и просторней, и теплей, хоть и дороже…
– О, чёрт… Ломайте дверь! – Травник обернулся. – Огня! Свечей несите!
Ударили. Ещё. Засов слетел со звоном, дверь рухнула, толпа ворвалась в комнату и замерла, притихнув. Ладош наклонился, посветил свечой и спешно отступил.
– Силы небесные…