Рыжий помолчал, затем кивнул на дверь:
– Войдём.
Тревожно было в городах, тревожно в сёлах. Худые вести доходили с окраин. С юга шла война – в который раз, не сосчитать, отряды оттоманских турок, порезав на горах заставы сербов-граничар, не повернули, удовлетворясь награбленным, а двинулись походом на Валахию и Дакию, и дальше, куда Аллах поведёт. А тут ещё откуда ни возьмись вдруг выползла холера, поганая сестра весеннего ненастья, выползла и гуляла в городе около месяца, терзая жителей от мала до велика без разбору, в кровь выгрызая потроха мучительным поносом. Шумели люди в кабаках, ругались, пили, думали, что делать, иногда дрались, малейшая ссора, спор, острота, маленький должок – всё вызывало гнев. Немудрено, что незадачливый любитель полётов на пьяную голову счёл за лучшее смолчать, когда опять зашёл в корчму. И всё ж его заметили – ещё бы не заметить! – разило от него, как от козла. Компания за столом в углу притихла, мрачно наблюдая, как двое отыскали свободный стол под лестницей и заказали пива.
– Есть хочешь? – Рыжий странник скинул с плеч мешок. Пристроил рядышком на лавке посох.
– А… всё равно… – махнул рукою незнакомец, задвинул свой мешок под лавку, вытер руки об себя, поспешно схватил кружку и долго пил, не отрываясь. Хмельной напиток тёк ему на грудь и заливался в рукава.
– Заладил, как осенний дождик: «Всё равно, всё равно…» На.
Тот опустил пустую кружку, всё так же безразлично взял протянутые странником хлеб, лук и колбасу, отгрыз кусок и принялся жевать. Ел он бездумно, торопливо, с мутной жадностью в глазах, не чувствуя ни вкуса колбасы, ни тошнотворной вони, исходившей от него самого. Был он высок и бородат, с неряшливой копной сизых, местами обгорелых и давно не стриженных волос, имел лет двадцать пять за плечами и странный, затаённый страх в душе. В его речах сквозил неистребимый лающий акцент, в любом краю выдающий уроженца германских земель. Одежда, подпоясанная вервием изодранная ряса, была грязна до безобразия, под левой рукою расплывшейся бурой полоской темнела запёкшаяся кровь. В просвете рваного ворота мелькал чёрный крестик. Распухший нос, разбитая губа… Похоже, досталось ему крепко.
– Тебя как звать?
Вопрос, казалось бы, невинный, заставил незнакомца сжаться, будто от удара – он даже будто ростом ниже стал. Прожевавшись, положил огрызок колбасы на стол.
– Зовут меня Бертольд, а прозвище мне – Шварц, что значит Чёрный, – ответил он и снова смолк.
– Ты не монах ли часом?
– Ну, может, и монах… – Голова его качнулась с пьяной несуразностью. – А как тебя зовут?
– Зови меня… ну, скажем, Лис, – ответил тот.
– Лис? – Брат Бертольд наморщил лоб. – Это который бегает… вот этак? – он показал пальцами.
Губы его собеседника тронула улыбка.
– Да.
– Идёт. Поставь мне пива, Лис.
– Может, хватит? – посерьёзнел странник. – Чего ты набираешься с утра?
– С того, – угрюмо буркнул тот. – Я, может, до утра уже не до…
Рука легла на стол между ними, и чей-то голос коротко потребовал:
– Эй. Выметайтесь. Оба.
Корчма затихла. Рыжий поднял взгляд.
Подошедших было трое: чернявый, стриженный в кружок парнишка в белой безрукавке поверх вышитой рубахи, второй – постарше первого, но тоже не мужик ещё – едва-едва усики пробились, как чёрные сопли под носом, и третий – в грубых шерстяных штанах, голый по пояс. Этот был крупнее всех, хотя и остальные тоже с виду были крепкие. Однако Лис не шелохнулся, остался сидеть как сидел, лишь бросил беглый взгляд в сторону окна, где за столом оставшиеся трое следили, чем всё кончится. Один вертел в руках колоду карт. Шварц молчал, растерянно помаргивая. Дела… Здоровый ведь мужик! Шутя троих осилил бы. Злости не хватает, что ли?
Меж тем парнишка, что поближе, шагнул вперёд, взял со скамейки посох и отступил обратно. Посмотрел на своего приятеля – тот кивнул одобрительно.
– Ну? – нетерпеливо бросил голопузый. – Долго вы ещё тут будете вонять?
– А ты нос заткни. – Лис встал и выпрямился, глядя ему в глаза. – Чего расшумелся? Или твоя корчма?
– Может, и моя. А вот ты кто такой, ядри тебя холера?
– Залётный воробей. Чего пристали к человеку?
– А нечего тут языком трепать! Тоже мне, нашёлся… Мало, видать, попало – вишь, опять пришёл.
Лис посмотрел на Шварца.
– Своё он получил, стало быть, в расчёте вы.
– В расчёте или нет – решаю я, – набычился верзила. – Ну так что, дать вам по мордам или сами уберётесь?
Рука его потянулась вперёд.
Движение было быстрым. Неуловимо быстрым. Толчок, подножка – заводила растянулся на полу. Его дружок взмахнул посохом, промазал, а через миг сам приложился головой об стол. Кружка разлетелась в черепки. Посох, не успев упасть, будто сам собою прыгнул страннику в руки, и третий забияка спешно попятился. Полураздетый картёжник рванулся было встать и замер, углядев под носом у себя грязный берёзовый кол.
– Ну? – в свой черёд спросил у парня Лис и повёл туда-сюда рукой. – Теперь мы в расчёте?
Парень заворожённо следил, как двигается посох. Облизал пересохшие губы. Опустил глаза.
– В расчёте, – пробурчал он.