Читаем Осенний квартет полностью

Норман ехал по Стэнморской ветке линии Бейкерлу навестить в больнице своего зятя. Теперь, когда его сестра умерла, родственной связи между ним и Кеном не осталось, и по дороге в больницу Норман чувствовал себя человеком добродетельным. Родственников у Кена нет, думал он, ведь единственный отпрыск их брака, дочь, эмигрировал в Новую Зеландию. Собственно говоря, у Кена была приятельница, на которой он собирался жениться, но она не приходила к нему в те дни, когда его навещал Норман. Пусть приходит один, решили они между собой. Никого у него нет, а тут все-таки побудет с близким человеком.

Сам Норман никогда не лежал в больнице, но Марсия не раз упоминала мимоходом отдельные подробности своего больничного опыта и особенно останавливалась на мистере Стронге — хирурге, который оперировал ее. Опыт Кена, конечно, не шел ни в какое сравнение с опытом Марсии, но все же некоторое представление о больнице давал. Норман стоял в толпе, готовясь прорваться вместе со всеми в распахнувшиеся двери, как только будет дан сигнал. Он не принес с собой ни цветов, ни фруктов, поскольку они договорились, что посещение — это все, что от него ожидают или требуют. До чтения Кен был не большой охотник, хотя «Ивнинг стандард» Нормана проглядывал с удовольствием. Он работал инструктором по вождению машин, но его теперешнее пребывание в больнице объяснялось не аварией по вине некой пожилой дамы, сидевшей за рулем, как подшучивали над ним в палате, а язвой двенадцатиперстной кишки — следствием жизненных тягот вообще, усугубленных, безусловно, волнениями, связанными с его профессией.

Норман сел у кровати Кена, стараясь не глядеть на других больных. Вид у Кена сегодня довольно кислый, подумал он, но в постели мужчины обычно выглядят не самым лучшим образом. Пижамы почему-то кажутся на них весьма непривлекательными. Дамы прилагают больше усилий в своем выборе ночных рубашек пастельных тонов и ночных кофточек с разной отделкой, как Норман успел углядеть в женской палате, когда поднимался наверх. На тумбочке у Кена была только пачка бумажных носовых платков, бутылка витаминизированного напитка, больничный пластиковый кувшинчик с водой и стакан, но под кроватью Норман заметил металлическую посудину для рвоты и странного фасона «вазу» из чего-то серенького, вроде картона, которая, как он заподозрил, имела отношение к мочеиспусканию или, по его выражению, к делам водопроводным. Зрелище этих полускрытых предметов вызвало у него чувство неловкости и негодование, так что он не сразу нашелся, о чем заговорить со своим зятем.

— Что-то у вас сегодня тихо, — сказал он.

— Телевизор испортился.

— А-а! Я чувствую, что-то не то. — Норман посмотрел на большой стол посредине палаты, на котором стоял громадный ящик с экраном, безмолвным и серым, как лица зрителей, лежащих в постелях. Его следовало бы покрыть скатеркой, хотя бы для приличия. — Когда это с ним приключилось?

— Вчера. И никто на этот счет не побеспокоился. Уж, кажется, такую малость могли бы сделать.

— Ну что ж, у тебя останется больше времени на размышления, — сказал Норман, постаравшись, чтобы это прозвучало насмешливо и даже несколько жестоко, потому что какие там размышления могли быть у Кена, кроме тех, которые вызывает телевизор. Где Норману было знать, что Кен действительно может поразмыслить и даже больше того — помечтать о водительской школе, которую он задумал открыть вместе со своей приятельницей. Какие он изобретал названия для этой школы, лежа в больнице! «Надежность» или «Высший класс» очень бы ей подошли, но потом его вдруг осенило: «Дельфин»! И он увидел вереницу машин — бирюзово-голубых или светло-желтых, — летящих, мчащихся по Северной магистрали, не заглушая мотора у светофоров, как это сплошь и рядом бывает с учащимися. Он раздумывал также о марке автомобиля, который у них будет, — ничего заграничного и не с мотором в задней части, что совершенно противоестественно, вроде часов с квадратным циферблатом. Поделиться с Норманом своими мечтами он не мог, потому что Норман машин не любил и даже не умел водить. Кен всегда относился к нему с презрительной жалостью, такой он немужественный и служит в какой-то конторе вместе с пожилыми женщинами.

Они сидели, почти не обмениваясь ни словом, и оба почувствовали облегчение, когда зазвонил звонок и пора было уходить.

— Как тут у тебя, все в порядке? — спросил Норман, вскочив с места.

— Чай слишком крепкий.

— А-а… — Норман растерялся. Точно он может что-то предпринять по этому поводу! Чего Кен от него ждет?

— А нельзя попросить сестру или кого-нибудь из санитарок, чтобы давали пожиже или подливали больше молока?

— Крепость все равно чувствуется. Все дело в заварке. Понимаешь? Если чай крепкий, так уж крепкий. И вообще говорить об этом со старшей сестрой или с санитарками бесполезно. Это не их дело.

— Тогда с той, которая заваривает.

— Как же, стану я! — проворчал Кен. — А крепкий чай, да при моей-то язве! Хуже этого ничего быть не может.

Перейти на страницу:

Похожие книги