— Понятия не имею, — сказал Норман. — А
— Как-нибудь постепенно отделался бы. Выставлял бы каждый день молочнику по нескольку бутылок.
— Давайте сейчас и выставим, — предложила Летти.
— Молочники требуют: сполосни и выстави, — сказал Норман.
— А эти вон какие чистенькие, — отметил Эдвин.
— Марсия, наверно, рассердилась бы на нас за это, — сказала Летти. — Она, видно, с какой-то целью собирала и хранила их в сарайчике в таком порядке, такими идеально чистыми.
Все трое они с интересом провели полдня в доме Марсии, разбирая ее вещи. Летти больше всего удивило количество одежды, рассованной по шкафам и комодам, — платья тридцатых годов и еще более давние, те, что теперь опять входят в моду; некоторые явно принадлежали еще матери Марсии. Платья, которые Марсия сама носила в молодости, до того, как они с ней познакомились. Были там вещи, купленные сравнительно недавно, большинство, неизвестно почему, ни разу не надеванные. Берегла ли она их на какой-то особый случай, который так и не представился? Теперь этого уже не узнаешь.
Они начали свою работу с верхнего этажа, а когда спустились вниз, на кухню, то еще больше удивились, открыв стенной шкаф и обнаружив там настоящую выставку консервных банок.
— Зачем она столько всего накупила? — воскликнул Эдвин.
— А вы сами разве консервы не покупаете? — Норман сразу перешел в оборону. — Ничего удивительного в этом нет.
— Но она будто никогда ничего не ела, — сказала Летти.
— Сама говорила: «Я много не ем», — напомнил им Норман.
— Наверно, расчетливая была, как миссис Тэтчер, — сказал Эдвин. — Цены-то все время подскакивают…
— И будут подскакивать, кто бы ни стоял у власти, — отрезал Норман.
— Так все замечательно подобрано, одно к одному, и в таком порядке, — сказала Летти, не скрывая своего удивления. — Мясные консервы, рыбные, фрукты, а вот тут супы, запеканки, паштеты…
— Все на легкий ужин, — сказал Норман. — Я очень люблю запеканки. Они меня спасали, когда я возился с зубами.
— Представляю себе! — сказала Летти, теперь вся сочувствие.
— Я так считаю, пусть Норман забирает все это себе, — сказал Эдвин. — Если ее родственница со своим сыном разрешили вам распоряжаться тут…
— Сыну все-таки нужно кое-что дать… Молодой человек — хиппи, ютится в хипповом пристанище. Эти банки будут ему весьма кстати. Он, к счастью, не подозревает, сколько их тут. И давайте сами возьмем по несколько штук, — сказал Норман.
Нерешительно, потому что им было как-то неловко хозяйничать в шкафу Марсии, они, все трое, стали отбирать себе консервы. Выбор в какой-то мере отвечал склонностям каждого. Эдвин взял ветчину и тушенку, Летти — креветки и компот из персиков, Норман — супы, сардины, фасоль и запеканки.
Потом в нижнем углу шкафа они обнаружили бутылку хереса, неоткупоренную. Это был кипрский херес, изготовленный, как вас уверяют, из винограда, произрастающего в виноградниках, которые принадлежали когда-то царице Савской.
— Откупорим? — спросил Норман. — Скажите, а вам не кажется, что она припасла это нам, может быть, на такой вот случай?
— Вряд ли она могла представить себе, что мы соберемся здесь, — сказала Летти. — Соберемся, и без нее.
— Давайте послушаемся Нормана, — сказал Эдвин. — А что, если Марсия предвидела столь исключительные обстоятельства и так все и задумала? — Может, правильно он это истолковал, потому что не каждый день такое случается. И в самом деле, подумал он, если кто-нибудь и способен разгадать, что рисовала себе, что задумала Марсия, если кто-нибудь мог проникнуть в ее тайну, так это только Норман.
— Царица Савская, — сказал Норман. Он уже отыскал рюмки и теперь наливал всем щедрые порции золотистой влаги. — Мне это нравится. Итак, будем здоровы!
— Вы теперь, наверно, переедете за город, Летти, поскольку ваша приятельница замуж не выходит? — сказал Эдвин, когда херес добавил свое приятное тепло к тому удовольствию, которое он испытывал, зная, что виды на будущее у Летти улучшились. Ее судьба решалась самым благоприятным образом.
— Я еще не решила, — сказала она. — Что-то меня теперь за город не тянет.
— И правильно, — сказал Норман. — Чего не хочется делать, того и не делайте, и не позволяйте собой командовать. Сами все решайте. Жизнь-то она ваша, а не чья-нибудь другая.
— Но по-моему, вам нравилась деревенская жизнь, — недоуменно проговорил Эдвин, потому что по его понятиям женщины средних лет и женщины пожилые стремятся или должны стремиться за город.
— Да нет, не то что нравилась… — сказала Летти, вспомнив мертвых птиц и покалеченных кроликов и злую на язык тамошнюю публику. — Просто, когда мы сговаривались с Марджори, иногда казалось, что так и надо. А теперь я могу выбирать. — Она сделала большой глоток сладкого хереса, и у нее появилось приятнейшее чувство — почти ощущение своей силы. Такое же, как у Нормана, когда, решая, поселиться ли ему в доме Марсии, он открыл, что может повлиять на жизнь других людей. Теперь Летти поняла, что и Марджори, и миссис Поуп будут ждать ее решения.
— Но в Лондоне-то вы не останетесь? — приставал Эдвин.