- Ах, Катюша, Катюша, какая ж ты у меня доверчивая! - сказал Варяг, обнимая жену за плечи. - История Левушки правдива в той же степени, что и история Чучи. Пара известных имен, несколько дат — вот тебе и весь исторический подход.
- Это не подход, а брехня, - сказала Чуча.
- Это не брехня, а легендизация, - возразил Левушка. - В условиях современной действительности единственно оставшийся нам способ переосмысливать реалии.
- Что-что? - спросила Алена.
- Мне кажется, я понимаю, - сказал Варяг, жестом останавливая Левушку. - Левушка хочет сказать, что сегодня кругом сплошная легендизация. Я бы выразился точнее простым русским словом, но Катюша этого не любит.
Катя благодарно потерлась щекой о его плечо.
- Все, начиная от построения своего образа в глазах окружающих, заканчивая международными отношениями, - все легендизация, - продолжал Варяг. - Преуспевают те, кто делает это чаще и лучше. На самой вершине тот, кто умудрился и вовсе поверить в собственные измышления. Прошли времена, когда смеялись над рыбацкими историями про рыб вот с таким глазом, - (Варяг для иллюстрации растопырил ладони). - Теперь рыба клюет только у тех, кто умеет сочинить историю покруче. Слушатели не смеются, они завистливо вздыхают и мотают на ус, чтобы самому не оплошать и загнуть при случае что-нибудь в этом роде.
- Нечто похожее я уже читала у Бомарше, - сказала Полина. - Раболепная посредственность, которая всего добивается. Умение делать вид, что тебе известно нечто, неизвестное больше никому, внушение всем, что невообразимо занят, когда запираешься в кабинете, чтобы очинить перья, глубокомысленный вид при полном отсутствии мыслей... Эти основы успеха обозначились еще двести лет назад. А скорее всего, и раньше про них знали и широко использовали.
- Тут вопрос масштабности, - пояснил Варяг. - Умение понтоваться сегодня стал сродни первобытному инстинкту самосохранения. Не умеешь понтоваться — и ты лузер. Так что все пытаются. Ну, кроме тех, кто понял, что не умеет, и смирился со своим лузерством.
- Варяг, тебе ли рассуждать про понты и лузерство, - сказал Левушка. - Ты же сам — живое отрицание своей теории. Потому что во-первых, ты явно не лузер, а во-вторых, положения своего достиг не понтами.
- Все познается в сравнении. Я профессионал, который пашет по двенадцать часов в сутки, и дяди-работодатели выстраиваются ко мне в очередь. А знаешь, почему они выстраиваются? Потому что девяносто процентов их персонала — это как раз умеющие понтоваться ослы, за которыми надо без конца доделывать и переделывать. Год назад в мой отдел пришел парнишка. То есть как пришел — его генеральный за ручку привел. «Вот тебе, - говорит, - очень перспективный кадр». Перспективный кадр при ближайшем рассмотрении ни черта не умел и учиться не хотел. Но он не забывал ежедневно лично общаться с генеральным, и из этого общения у директора сложилось неоднозначное представление, что именно парнишка тянет на себе всю работу отдела. Сейчас он технический директор. Теперь он не прибегает ко мне с бараньми глазами и жалобными воплями: как это сделать? Теперь он шлет, блин, тупые директивы. А самое смешное - знаете, что? Он мне на днях доверительно так поведал, что генеральный собрался меня увольнять, а он отстоял. Так что я лузер, господа. Лузер.
- Даа, скромность теперь не в моде, - протянул Нелюбов как будто с удовлетворением.
- Сейчас модно навешивать вывеску «Версаль» на кособокий овощной ларек, - сказал Варяг, прищурившись на Нелюбова.
- Скромность — удел убогих, которые прикрывают ею комплекс неполноценности, - отозвался Нелюбов, исподлобья глядя на Варяга.
- Скромность — удел великих. А вот убогие — это как раз те, что вешают себе во всю грудь помпезные вывески. Но в большинстве случаев жизнь расставляет все по местам. И убогим модникам остается только трясти своими вывесками на форумах да в ЖЖ.
- Ежели жизнь справедлива, чего же ты возмущаешься? Значит, по заслугам того парнишку сделали техническим директором.
- Жизнь справедлива в абсолюте. Не завтра, так послезавтра найдется другой такой же, который выдавит его с места. Промотается он всю жизнь в круговороте себе подобных пустоцветов и закончит на свалке — ни подушки, ни профессии. Торговать понтами — все равно, что жить в долг. Всегда наступает момент, когда кредит исчерпывается. И тады ой.
В этом месте общество насторожилось. Если Варяг заговорил про жизнь в долг, от него можно было ожидать каких угодно переходов на личности и военных действий. Но Нелюбов тряхнул головой и пошел на вы:
- Жить в долг — это искусство, ничем не хуже других. То, что ты называешь «торговать понтами» - это пиар, и тоже искусство. Смысл его, между прочим, заключается в установлении коммуникативной гармонии. Ты вот рисовать не умеешь, но ведь не говоришь, что поэтому живопись недостойное занятие. Твой технический директор — талантливый парень, но ты объявляешь его быдлом, потому что его талант из недоступной тебе области. В управлении коммуникациями ты бездарь, и на этом основании отрицаешь ценность управления коммуникациями вообще.