Осенний Донжуан

Часто Полина уходила в старый район частных домов. Там люди все еще сжигали кучи палой листвы в своих дворах. И над размытыми дорогами, потемневшим шифером крыш, меж ветвями яблонь и вишен, вился осенний дымок, разносился запах костра.

Никогда прежде Катя не запускала так свой сад. Обычно к этому времени он уже чернел оголенной перекопанной землей, все лишнее было обрезано, убрано, уничтожено, все ценное укрыто-спрятано, и пространство вокруг дома наполнялось молчаливым ожиданием зимы.

Сейчас же необрезанные розовые кусты торчали из кучи прелых листьев, трепеща на ветру жухлыми остатками листвы; альпийские горки засыпаны были листьями; мощенные дорожки сплошь покрыты были листвой; с лета оставшиеся засохшие ветки плодовых деревьев угрожающе потрескивали в кронах; и полное безобразие творилось в малиннике.

Был первый понедельник ноября, когда Катя приступила к ликвидации беспорядка в палисаднике и в саду. Приступила ранним утром и к полудню она управилась с палисадником, оставив вдоль дорожки от калитки к крыльцу несколько куч мусора. Перекусив, отправилась в сад и принялась сгребать листья от дома к дальнему краю сада. Сгребая, Катя все вспоминала сон, приснившийся ей в ночь с субботы на воскресенье.

Ей приснился огромный дом. Там были длинные коридоры с большими парадными парадными портретами дам в бальных платьях; старые коммунальные квартиры, где самодельные антерсоли забиты хламом; просторные рекреации, засыпанные штукатуркой; офисные помещения с фанерными перегородками. Катя ходила по дому и мучилась одиночеством. Внутренняя пустота ощущалась буквально — будто у нее совершенно не осталось внутренних органов, ни одного. Она неприкаянно слонялась по дому со смешанным чувством разочарования и досады: ей пришлось расстаться с каким-то мужчиной, потому что он совсем не подходил ей. Она помнила, что когда-то было у нее все хорошо и ладно, и она пыталась вспомнить, где и с кем это было, но не могла, и поэтому ходила по дому, не находя себе места. Она встречала людей, они что-то рассказывали ей, но ни люди, ни их рассказы не были интересны ей, она оставалась все такой же пустой внутри. И вдруг она набрела на комнату — небольшую, пустую, со светлыми стенами. Там у стены стоял застеленный простынью диван, а под белым одеялом спал Володя. Когда Катя вошла в комнату, он проснулся и приподнял край одеяла, чтобы она могла лечь рядом. Катя сразу все вспомнила: что был он у нее, что теряла его, что он по-прежнему есть... Она обрадовалась, как только может радоваться человек, обретший среди мирской зыбкости твердую константу. И с этим она проснулась.

Катя снова и снова вспоминала радость и облегчение, приснившиеся ей. В реальности она не испытывала столь полных, совершенно раскрывшихся, однозначных чувств. Когда Варяг забрал ее от Полины, и потом еще не один день, Катя была лишь растеряна и благодарна. Сначала она вела себя так неловко, словно предстояла первая брачная ночь. Понемногу пришло успокоение. Варяг, конечно, очень старался: был осторожен и в словах, и в действиях, лишний раз не приставал, следил, чтобы все было, как-будто ничего не было. А Катя очень хотела поверить, что ничего не было, - и поэтому скоро почти поверила. Но все еще не могла спать в супружеской постели. В день возвращения она как бы случайно осталась ночевать в маленькой комнате возле кухни, где из мебели были одна кровать с тумбочкой. Это было запасное спальное место для нежданных гостей. И Катя там осталась засыпать, а Варяг деликатно ничего не сказал. Так продолжалось уже месяц. День протекал в обычных делах и незначительных диалогах — все, как раньше. Но к ночи Катя, помыкавшись по гостинной, бочком-бочком пробиралась в маленькую комнату и долго потом сидела на кровати, глядя в узкое окно. Варяг листал в гостиной на диване свои рабочие распечатки, делая вид, что не замечает Катиных маневров. Что с этим делать не знал ни один из них.

И вот — сон. Казалось бы, мелочь. Даже ерунда. А Катя проснулась окрыленная, и Варяг был разбужен несмелыми поцелуями. И была в этих поцелуях одна только до слез благодарная любовь.

Они час лежали и обнимались, ничего больше не делая, ничего не говоря. Потом Варяг поцеловал Катю; та защебетала — о том, что поздно уже, что столько дел, что сейчас быстренько завтрак... Варяг натягивал под ее щебет одежду и чувствовал: его вагон после бесконечного дерганья (никак не могли его толком к паровозу прицепить), заскользил, наконец, по рельсам, как положено, чучух-чучух.

Весь воскресный день они каждые полчаса вжимались друг в друга, не в состоянии разлепиться. И когда Полина зашла навестить Катю, то не задержалась надолго: несвоевременность ее визита была очевидна.

Сегодня Катя неспеша проводила мужа на работу; млея от душевного покоя, долго смотрела ему вслед с крыльца; вздохнула и отправилась делать дела.