Осенний Донжуан

Про жениха Чучи на фоне Ивана как-то забылось. Обменявшись еще некоторым количеством вялых реплик, Алена и Галя объявили хозяйке девичника, что отбывают домой. Чуча не удерживала их. Едва гостьи, забыв пожелать Чуче скорейшего семейного счастья, но захватив с собой недопитую бутылку водки, покинули квартиру, Чуча позвонила Нелюдину.

- Девичник получился замечательный, - информировала она его. - Но знаешь, зайка, давай не пойдем завтра подавать заявление. Да... да... Понедельник – день тяжелый, тем более после девичника. Ага. Ну, конечно. Целую тебя... Да! Кстати! Алло! А, слышишь. Хотела спросить: у тебя тот синий шарфик цел еще? Ну, как какой – ты еще говорил, что тебе его кто-то из Милана привез... Не помнишь... Да нет, неважно. Правда, совсем неважно, просто мы тут болтали, я и вспомнила.

Закончив разговор, Чуча долго еще крутила в руках телефон, задумчиво рассматривая объедки на столе.

Из дневника Полины***

Между Парижем и лимонным мороженым есть кое-что общее. Это максимум и минимум, поменявшиеся местами. Это протон и электрон, превратившиеся со временем друг в друга. Это Атенаис де Монтеспан, спускающаяся по лестнице, и поднимающаяся ей навстречу мадам де Ментенон. Единство и борьба противоположностей... Но по порядку.

Первое — Париж.

Сначала Дюма-пэр со столь завлекательными для юных дев мушкетерами. Потом Сименон с его бродящим по улицам Мэгре. Наконец Хемингуэй, у которого, пока он жил в Париже, всегда был праздник с собой. Я пропиталась сознанием, что Париж — единственный город, где следует побывать. Потому что там каждый камень имеет свою неподражаемую историю, какая не случилась бы ни в одном другом городе. Если бы довелось мне тогда сойти на парижскую землю, клянусь, я умерла бы от восторга. Но в те времена, когда я так думала, попасть на Елисейские поля дочке  инженера было так же реально, как магаданскому зеку — оказаться на приеме у английской королевы.

Прошло несколько лет, и времена изменились. Я познакомилась с людьми, которые добирались до Парижа, невзирая на отсутствие виз и наличие границ. Они не отказывались взять меня с собой, собираясь снова отправиться в путешествие. Но тогда же мне открылось, что интересной жизнь может быть не только в Париже (первый курс университета — масса новых впечатлений). К тому же, путешествие автостопом, нелегальный переход границы, голодное шатание по Европе выглядели, конечно, захватывающе, но не подпадали под формат моих представлений о пребывании в городе мечты. Да еще и опасно. А и кроме того, очень смущали отзывы очевидцев: по их словам, мушкетеров с мостовых прекрасного города давно вытеснили японские туристы, а Лувр — это тот же Эрмитаж, только помрачнее.

Прошло еще несколько лет. Стало совсем можно в Париж. Только дорого.

Когда же это стало по карману и оставалось лишь зайти в туристическое агентство да оформить документы, я с холодным сердцем поняла: не хочу в Париж. Дюма-пэр был враль и фанфарон, в глобальной коммерциализации (и профанации) искусства есть и его немалый вклад. Мушкетеры были тупые, немытые забияки. И Хемингуэй – доведись ему сейчас быть во французской столице - тоже, наверное, стал бы сетовать на повсеместную наглость арабов.

Так умерла мечта Париж.

Второе — лимонное мороженое.

Его продавали в Риге по семь копеек, в бумажном стаканчике, в придачу давали плоскую деревянную палочку. Было оно светло-желтого цвета, кисленькое на вкус, водянистое. Бабушка презрительно и раздраженно говорила - «вода замороженная». Один раз я все-таки попробовала его, преодолев бабушкино сопротивление, и помнится, лимонное мороженое не понравилось мне. Я даже не доела порцию.

Но вот уже несколько лет я хочу его. Я вспоминаю освежающий, легкий вкус и летом хочу его еще сильнее. Я пытаюсь заглушить тоску невыполнимого желания, поедая другое фруктовое мороженое, какое есть в городе, но это все не оно... Я мечтаю о лимонном. Но где ж его взять, именно такое, как тогда, где же взять его — не Париж ведь...

Глава 8. Париж в огне

Город расцвел. Он стоял спелой красавицей, томно поводя плечами, опустив длинные ресницы воловьих очей. Пик красоты достигнут. Отсюда возможно лишь одно направление движения – вниз. И оно уже совершалось, пока не слишком очевидное для общей картины: мелкие ее частички листья слетали с дерев повсеместно, делая время расцвета началом упадка. Особенно заметно это было в старом городском лесопарке, где на склонах разворачивалось величественное полотно, а по аллеям летели скомканные его ошметки.