- Потому что словесные парадоксы - одно, а жизненные - совсем другое. Казалось бы, жить с мужчиной, который влюблен в тебя по уши - мед, да и только. Но вот жизненный парадокс заключается в том, что в действительности это смертная тоска, и чем лучше ты относишься к тому мужчине, тем паршивей себя чувствуешь.
- А мне всегда хотелось, чтобы меня любили.
- Это тебе просто так кажется. На самом деле ты хочешь любить и быть любимой. Работает, к сожалению, только эта формула. Все остальные сбоят и пробуксовывают.
- Меня никогда не любили так, как мне хотелось. Мне кажется, если бы это произошло, я бы влюбилась моментально. Любовью за любовь, как у Шекспира…
Чуча пожала плечами.
- Может быть, но у меня никогда не получалось. Хоть, бывало, обхаживали меня по всем канонам розовой женской мечты.
Полина улыбнулась.
- Зачем же тогда зовешь на прогулку Виктора, если все так бесперспективно? - спросила она.
- Ну а почему нет-то? Кому-то же надо сумки тащить, - напористо ответила Чуча, но вдруг помягчела и добавила: - Я бы хотела, чтобы на его месте был кое-кто другой. Очень хотела бы… Но если об этом все время думать, с ума можно сойти. Поэтому берем то, до чего можем дотянуться, и делаем вид, будто нас все устраивает.
С этими словами Чуча вскочила, подхватила первую попавшуюся корягу и, виртуозно изображая звуки выстрелов, помчалась в лес.
Полина же налила себе пива и, устремив взгляд на стойко зеленеющие ветви одного дуба, предалась меланхолическим мыслям. Одиночество, думала она, это самое изощренное наказание для женщины в миру, и неудивительно, что любая женщина старается, как может, чтобы избавиться от него.
Стремительно стареющий день был по-прежнему прекрасен, хоть краски его выцвели немного. И всего-то было у него вдоволь: и ясного неба, и теплого ветерка, и шорохов, и желтых листьев, и зеленых, и деревьев, и птиц, и гуляющих, и домоседов… На фоне великолепной самодостаточности дня Полина ощутила собственную неполноценность, словно у нее ноги не было или зубов. Она до боли в сердце почувствовала, как несправедливо ее одиночество. Почему, почему все мальчики и девочки, напившись теплого молока, спят в теплых постельках, и только я, как проклятый Буратино?..
На поляну выбежал Левка, за ним заправским партизаном шел Виктор с автоматом на плече. Чуча догнала Виктора и взялась за его локоть.
«Ну, не только я, как проклятый Буратино, - подумала Полина. - Однако она хоть создает себе иллюзию».
- Вить, а как мужчины переносят одиночество? - спросила Полина, когда Виктор залпом выпил стакан пива.
Он пожал плечами и без видимого удивления ответил:
- По-разному.
Полина досадливо мотнула головой.
- Ну, а ты - как?
- Я - прекрасно. У меня дефицит одиночества, так что когда оно наконец случается, я переношу его замечательно.
После непродолжительного допроса Полина выяснила, что у Виктора две младшие сестры, двадцати пяти и шестнадцати лет. Их отец умер, когда Виктору было пятнадцать, Еве - десять, а Эллочке - годик. Еще через два года у Эллочки обнаружили сахарный диабет.
Мать была учителем начальных классов, преподавала кроме этого рисование и черчение, и еще работала дворником. Виктор сначала помогал ей, потом устроился в соседний ЖЭК - тоже дворником. Нянчить Эллочку и присматривать за Евой приходилось в основном Виктору. Потом к этому прибавился университет, куда Виктор поступил сразу после школы.
- Выбора не было, - прокомментировал он рассказ о своем поступлении. - Иначе меня забрали бы в армию, и мать осталась бы одна.
Вытащив все это из Виктора, Полина почувствовала значительное облегчение: героические биографии всегда заставляли ее презреть собственные сложности, тем более, что сложности ее, откровенно говоря, редко дотягивали хотя бы до нижней планки истинного героизма. Полина подумала, что по сравнению с беспросветной круговертью, в которой приходилось жить Виктору, ее одиночество - просто благословение Божье, да и только.
Следующим чувством Полины был стыд: в то время, как другие преодолевают и достигают, наплевав на покой и сон, она лелеет свою высокую тоску о несовершенствах мира и отлынивает от преодолений и достижений.
Домой Полина возвращалась с твердым намерением немедленно заняться донжуанами. Тем более, что и пора было заняться, - первое собрание добропорядочного общества на предмет Полининой работы должно было состояться ровно через неделю.
Услышала в автобусе. Мама — дама моих приблизительно лет — и ее детеныш годиков четырех обсуждали какую-то тетю Свету, у которой почему-то до сих пор нет детей. Детеныш сетовал, что в гостях у нее совершенно нечем заняться: нет там ни девочки, ни мальчика, с которыми можно было бы поиграть. Мама без особого интереса защищала тетю Свету, говорила, что всему свое время.
- А что надо делать, чтобы дети появлялись? - на весь автобус спросил малыш.
Судя по напряженной паузе, повисшей в салоне, ответ на этот вопрос уже давно занимал всех пассажиров.
- Дома расскажу, - пообещала мама.
Ребенок очень снисходительно посмотрел на нее.