Осенний безвременник

— Почему? — мгновенно возразил Слави, будто боялся, что его сразу прервут. — Это совсем не трудно. Мы ведь страна туризма.

— Если ты и дальше будешь трепать языком и говорить всякие гадости — соберешь зубы с пола! Извините, но всему есть предел!

— Действительно, — сказал не кто-нибудь, а сам Пирин. — Вообще это было не очень по-джентльменски с вашей стороны, верно? Хотя, конечно, в этом свой определенный смысла…

— Какой смысл? А может, валюта вообще подкинута? Не понимаю — вы зачем здесь? Чтобы установить истину или…

— На «подкинутых» банкнотах обнаружены отпечатки ваших пальцев, Любен. Значит, если кто их и подкинул, так это только вы. Итак, товарищ Игнатова, какую версию вы преподнесете нам в качестве последней?

— Ну хорошо… Он ждал меня в аллее напротив типографии.

— Вы условились заранее?

— А вас это удивляет? Да, я поверила ему. Откуда я могла знать, что окажусь замешанной в эту кашу?

ЧТО ПОКАЗАЛА АННА

Он ждал меня на скамейке у типографии. В руках у него был маленький букетик цветов. Я спросила — для кого цветы?

— Для тебя, — ответил он.

— Ты еще не отрезвел?

— Садись рядом. Что смотришь на меня? Перед тобой — счастливый человек!..

— Где ты болтался до сих пор? Лучше бы оставался дома. Я не надеялась, что ты придешь.

— Я решил сделать это, когда стемнеет.

— Вы поссорились?

— Некогда было. Я ушел… почти вслед за тобой.

— А ее отец, мать?

— Да пропади они пропадом! Все праведники, один я грешник. Пусть так, я не раскаиваюсь, зато люблю тебя!

— Надоели мне эти ночные дежурства… Ты где выпил? С кем? Один, что ли?

— Кто тебе растрепал волосы?

— Да тут один пытался…

— Кто?

— Да Слави же, заигрывал в шутку.

— Я этому моему неблагодарному братишке когда-нибудь в шутку расквашу физиономию!

— Вот дурень, не ты ли сам подначивал его?

— Хватит об этом! Погляди, какая дивная ночь…

— И ты делаешь мне самый прекрасный подарок в жизни!

— Ты заслуживаешь еще лучшего!..

— Что с тобой? Никогда ты не вел себя так странно.

— Обними меня… Мне холодно, я пьян, и все кончено, тянуть нет смысла…

— Объясни поточнее.

— Я расстался с Юлией, с домом…

— Слышала я эту песенку! Уже сколько лет ты все расстаешься… Вот почитай лучше первый экземпляр сегодняшнего номера с моей статьей — чувствуешь, как пахнет краской?

— Мне все равно, но ты должна знать…

— Я еду в пятницу.

— В эту?

— В следующую. Слышишь, уже поливают улицы…

— И я еду.

— Как это вдруг?

— Появился шанс. Ты рада?

— На что мы будем жить?

— Я все предусмотрел.

— Но я никогда ни строчки не напишу против Болгарии, понял?

— Понял. Мы должны вести себя умно.

— Умно? Ты хочешь сказать — осторожно?

— Нет, бояться нам нечего, ты же видишь — мы народ крепкий.

— Тогда зачем этот отъезд и все прочее?

— Потому что у нас нет выбора! Нет другого пути…

— А что все-таки случилось?

— Ни-че-го.

Анна вздохнула и замолчала. Мне показалось, будто ей стало легче на душе.

Любен обернулся к инспектору:

— Вас удовлетворяют ее показания?

— Да, но с некоторыми коррективами: об отъезде, например, вы давно договорились.

— Анна ничего не знала о деньгах! Видите ли, в чем дело. Я по природе своей не авантюрист. Я ничего в жизни не получал готовенького — только труд, адский труд дал мне достаток! Но каждый человек в конце концов имеет право на некоторую долю романтики. Если в душе человека умрет романтическое начало, это будет означать и его собственную смерть. Только равновесие между романтизмом и трезвым взглядом на вещи делает человека счастливым. Вот Сенека написал целый трактат об «откладывании». И действительно, мы годами, не жалея сил, работаем, лишаем себя простых человеческих радостей и все говорим себе: «Еще есть время! Потом! Потом!» Но — нет! Нет времени! Жизнь мчится вперед, и никто не может вернуть мне потерянный вчерашний день… Должен откровенно признаться вам: я очень, очень виноват перед Анной. Ты должна простить меня, слышишь, Анна? У меня не было сил раскрыть перед ней суть «авантюры» — ведь для меня это было возможностью ненадолго убежать от буден… Я не идиот и прекрасно понимаю, что вся эта история с валютой, как говорится, противозаконная. И я готов ответить за все…

— Ты извинился перед Анной. А передо мной? — запальчиво спросила Юлия.

Любен не ответил ей и продолжал:

— Именно по этому поводу у меня был невероятно тяжелый разговор со стариком…

Тут вдруг инспектор попросил Анну ненадолго выйти с ним вместе их холла. Вернулся он через минуту один и с ходу спросил Любена:

— Отец знал об этих деньгах?

— Представьте, да! Я попытался объяснить ему все, и мне показалось — он понял меня. Это был редкий человек!

— Это верно, не всякий бы «понял» вас.

— У меня и перед ним немалая вина: фактически я сделал его соучастником.

— Жена ваша, конечно же, ничего не знала…

— Как вы могли подумать!.. — закипела Юлия.

— Нет-нет, разумеется…

— Я… я вначале решил уехать с ней, было у меня такое намерение. Но потом… потом я подумал, что она не захочет…

— … Оказаться брошенной на каком-нибудь полустанке, — Юлия резко поднялась. — Я могу ненадолго уйти к себе? Что-то у меня голова разболелась.

— Прилягте и, если сможете, поспите немного.