Илья хмуро смотрел на участкового, впершегося без приглашения и без особой, казалось бы, причины. У кого-то на соседней улице дом вскрыли, а он при чем? Он не видел ничего и не слышал. Всех он, видите ли, опрашивает. Ну, опросил и вали, вали подобру-поздорову. Чего в дом поперся? Чего чая запросил? Время рабочее тянет?
– Не потому, что она генеральская вдова, нет, Илья Андреевич, а потому, что она тут два десятка лет председателем была. Председателем садоводческого товарищества. И получалось у нее. Еще как! Генеральша, как пить дать генеральша! – Аниськин похихикал, похлопал себя по карманам. – Нет закурить, Илья Андреевич?
– Не курю, – буркнул тот.
– Так где Нона-то, не расслышал?
– В город уехала.
– Странно… В город уехала и не доехала. А перед этим все добро на вас переписала, Илья Андреевич. Это как-то…
– Как? – Карманы куртки оттопырились, Илья сжал в них кулаки.
– Подозрительно, да. Вы ее, часом, не того?
– Что «не того»?
– Не кокнули, Илья Андреевич? – Аниськин еще более противно захихикал и даже подмигнул и зашептал доверительно: – Они ведь бабы такие! Кого хочешь доведут. А особенно генеральша! Мне вот ее лично придушить своими руками сотни раз хотелось. А вам, Илья Андреевич? Нет?
– Некогда мне, – вдруг буркнул Илья и настороженно покосился в сторону дома.
Ему показалось, что там как-то шумно.
– Да и мне некогда. Уже сейчас… – Участковый Аниськин глянул на часы и произнес: – Уже сейчас все закончится.
– Что закончится?
Илья напружинился. Шум стал отчетливее. И даже послышался какой-то слабый вой, или стон, или плач. И когда все это стало еще громче, он вдруг побежал.
– Да куда же вы, Илья Андреевич? Куда? Вот чудак-человек! – недобро улыбался ему в спину участковый Аниськин. – Окружено же все. Бежать-то некуда. Уже некуда. А и ладно. Пойду гляну, как она там – наша генеральша.
Нона лежала на носилках, на которые ее уложили, вытащив из холодного погреба. До невозможности истощенная, бледная, глаза ввалились.
– Аниськин, ты?! – прохрипела едва слышно Нона. – Спасибо тебе, спас! На воде и хлебе второй месяц. Убить не решился. Все ждал, подлец, когда я подохну.
– Ох, Нона, – участковый присел перед ней на корточках. Странно нежным жестом пригладил ее спутанные седые волосы. – Разве же ты так просто можешь подохнуть!
– Сволочь, – прошептала она и улыбнулась.
– Еще какая, Ноночка. Ведь просил тебя выйти за меня. Нет, старый, говоришь ты. Выбрала молодого. А он тебя не кормит! В подвале держит. Как ты поддалась, генеральша моя? Как так?!
– Не ворчи, – попросила она жалобно, по бледному лицу побежали слезы. – Ты тревогу забил?
– Нет. Ванька Закатов.
– Ваня?! А он с чего? Мы же с ним почти не общались?
– Да странным ему показалось, что твой молодой избранник мебель твою старую вдруг начал жечь. Он же знал, как она тебе дорога была. И вдруг в костер. Он тревогу и забил. И к Илье неосмотрительно явился с вопросами. Тоже чудак! Никому ничего не сказал и прямо в логово к зверю. А Илюша твой его выслушал, головой покачал, все отрицая. Выпроводил. А потом за поселком нагнал и машиной сбил. Эксперты уже нашли подтверждение на его левом крыле.
– С Ваней что?
– Да жив Ваня, жив. Поправится, врачи говорят. – Аниськин ревниво покусал губы. – Про меня даже не спросишь!
– А что про тебя спрашивать? Вот ты, рядом. Живой, здоровый. Верный.
– Верный. – Аниськин провел ладонью по ее лицу, вытирая слезы. – Эх ты, моя генеральша. Какая же ты…
– Какая же я теперь генеральша, товарищ капитан? Капитанша. Теперь капитанша, – прошептала Нона сквозь слезы и тут же уснула от укола, который ей успели поставить медики.
Аниськин понаблюдал, как ее грузят в машину «Скорой». Подергал дверь, проверяя надежность.
– Смотри у меня! Головой отвечаешь, – погрозил он пальцем молодому водителю. – Самое дорогое везешь.
– Кого же?
– Мою невесту. Очень надо, чтобы до свадьбы все на ней зажило. Теперь-то уж она не отвертится…
Утиная охота
Тело мужчины лежало в овраге, небрежно закиданное уже опавшими листьями – осень в этом году решила явиться в конце августа, все время шли дожди, листва пожелтела и начала опадать довольно рано. Участок вокруг трупа был огорожен стоп-лентой, на краях оврага стояли полицейские, внизу уже работали эксперты.
Олеся Вадис все еще возилась у машины, переобуваясь, – меняла ботинки на каблуке на резиновые сапоги, которые всегда валялись у нее в багажнике. В зависимости от сезона их сменяли теплые угги или старенькие кроссовки. Также в багажнике имелся большой термос с горячим зеленым чаем и бутылка минералки, а в бардачке – шоколадка, которую исправно подбрасывал туда муж. Иногда во время работы Олесе срочно требовалось сладкое, и Федор, зная об этом, создавал жене «стратегический запас».
– Олеся Ивановна, ты так и будешь в машине отсиживаться или, может, снизойдешь до нас, грешных? – раздался из оврага голос эксперта.
– Сейчас, – отозвалась Олеся, быстро забрасывая ботинки в багажник и прихватывая с заднего сиденья папку с протоколами. – Грязно же, – объяснила она, спустившись при помощи полицейского.