Осенние расследования

– А он бабу себе завел, малыш, – ответила Светка, притворно зевая. – Молодую! Красивую! Алчную!

– Да ладно! – С открытым ртом Маша с силой опустилась на чемодан, и в нем что-то печально хрустнуло.

Чемодан был стареньким, изъездившим полмира. Она прежде часто путешествовала. Отец знал об этом. И этим мотивировал свой отказ в помощи. Типа, насмотрелась уже, хватит. Пора и дома пожить. И покрутить головой по сторонам в поисках настоящего человеческого счастья.

– Вот что он имел в виду под человеческим счастьем! Поняла, наконец? – оскалилась Светка в ядовитой улыбке. – Имелось в виду простое бабье счастье. Муж, дети, бла-бла-бла.

– А я говорила ему, что хочу замуж? Что-то не помню.

Маша слезла с чемодана, распахнула и принялась заново перебирать вещи. Что-то же хрустнуло. Может, пряжка от ремня на платье? Оно было единственным в чемодане. И его не очень хотелось брать. Не представляла, куда в нем можно было выйти в загородном санатории для пенсионеров!..

Удивительно, но в санатории не обнаружилось ни единого пожилого человека. Одна молодежь. Точнее – несколько спортивных команд, проходивших профилактическое лечение дыхательных и каких-то еще систем организма. Спортсмены были шумными, веселыми, подвижными. Что-то постоянно случалось в их номерах. И как следствие, случались постоянные разборки. Вечерами голосили песни под гитару сразу в четырех номерах. Она нарочно считала. Народ после завершения культурной санаторной программы в одиннадцать ноль-ноль высыпал на улицу. Включалась музыка, начинались танцы. И никто их разогнать не мог. Никого они не слушались. Никакие угрозы на них не действовали.

В какой-то момент Маша даже пожалела о том, что рядом с ней не поселились тихие милые старички, укладывающиеся спать в десять вечера. Она совсем не отдохнула и не выспалась, хотя Светка ей и обещала. Но гайморит излечила. И рада была уже и этому.

До окончания ее отдыха оставалось три дня, когда позвонила мать.

– Как дела, дорогая? – вкрадчиво поинтересовалась она. – Как отдых?

– Нормально, – буркнула Маша.

Она только-только открыла бутылку красного вина, разрезала на четыре дольки крупное красное яблоко, влила вина на четверть в бокал, взяла в руки книгу. И тут звонок.

– Ни с кем не познакомилась? – еще более странным голосом спросила мать. – Там, я слышала, санаторий забит под самую крышу спортсменами.

– Я не люблю спортсменов, мам. – Маша закатила глаза и поставила на столик бокал с вином.

– Почему?

– Они слишком шумные. Агрессивные какие-то. Пьют, орут, пляшут до утра.

– А разве это плохо? – с непонятной обидой отозвалась та. – Это и есть молодость.

– Я уже не так молода, ма. Мне двадцать восемь, – напомнила ей Маша. – И орать песни до утра я не люблю. Не любила никогда. Да я и петь-то не умею.

– Понятно… – Мать помолчала и вдруг всхлипнула: – Твой отец пропал.

– В смысле?! – Маша подскочила на кровати. – Как пропал?!

– В том самом, что совершенно свихнулся из-за молодой девки.

– Ох, господи! Ма, ты… ты формулировки подбирай, пожалуйста.

Маша встала и пошла к окну, за которым было холодно и противно.

– А как еще?! Он вчера Светку на порог не пустил. Она приехала к нему с детьми, а он не пустил. – Мать уже всерьез плакала.

– Не верю.

Маша качнула головой. Ей вдруг стало очень холодно, хотя в номере была жара и она на ночь укрывалась одной простыней, убрав толстое одеяло в шкаф.

– Он даже не вышел к ней. Открыла эта шлюха! – сорвалась мать на крик. – Почти голая. И не пустила Свету с детьми. Сказала, что Ваня спит. А я не верю!

– Почему? Почему не веришь?

Холодом обдавало шею, лопатки. Казалось, изморозь скрипит на зубах. Маша даже провела рукой вдоль подоконника. Может, из рамы дуло? Нет. Все нормально. Пластиковые окна надежно защищали от ветра, терзающего голые деревья в санаторной парковой зоне. Чего ее так колотит?

– Потому что твой отец за всю свою жизнь ни разу не спал днем! Ни разу!

– Ма, ты без него уже больше двенадцати лет. Его привычки могли поменяться сто раз. К тому же… Молодая жена отнимает много сил и…

– Не мели вздор, Машка! – заорала на нее мать в полный голос. – А к нотариусу он зачем ездил, а? Не знаешь?

– Нет. Не знаю.

Она и правда не знала. Не сочинять же для матери удобный ответ.

– Я тоже не знаю, – чуть тише добавила мать. – Но догадываюсь.

– И?

– Квартиру с дачей на нее наверняка переписал. И теперь пропал.

– Мама! Ты…

Маша зажмурилась. Сжала пальцы свободной от телефона руки в кулак. Потрясла им в воздухе, словно обороняясь от невидимого противника.

– Хватит выдумывать. Твои веселые картинки, в кавычках, кого угодно сведут с ума. Что Светка по этому поводу говорит?

– Светка… А что Светка? Она тоже в шоке. Попыталась до него дозвониться, абонент вне зоны. Вечером сидела в засаде.

– Где? В подъезде?

– Да нет. В машине во дворе. Наблюдала за окнами.

– И что увидела?

– Увидела отчетливо эту девку. И какого-то мужчину. Но это точно был не отец. У меня самые нехорошие предчувствия, детка. Надо что-то делать.

– Что?

Маша с сожалением глянула на вино в бокале. На разрезанное яблоко. На распахнутую книгу. Отдыха не будет. Это она уже понимала.