«Вообще-то, то, что Севочки не видно у озера сейчас, не означает, что его там не было и нет», – вкрадчиво подсказал мне внутренний голос. Воображение тут же нарисовало расходящиеся по водной глади круги, а в центре – поднимающиеся из глубины пузырьки.
Я предпочла игнорировать этот нехороший намек и продолжила расспрашивать Нонну Игоревну:
– Кто такой Вениамин Кондратьевич?
– Наш постоянный гость, он с супругой приехал вчера утром. Вениамин Кондратьевич заядлый рыболов, дай ему волю – с рассвета до заката будет с удочкой сидеть.
– Говорите, вчера приехали?
Я подумала: если мы не можем понять, куда и как вдруг пропал Полонский, может, надо выяснить, почему он исчез? Была же какая-то причина? И возникла она, похоже, внезапно. Еще вчера, когда мы гуляли по лесу, Сева планировал наше совместное времяпрепровождение на выходные. Обещал сводить меня на ягодные полянки и показать блиндаж времен Великой Отечественной…
– Вчера, как и вы с Севочкой, только раньше – еще утром, – уточнила время прибытия заядлого рыболова Нонна Игоревна. – Вас я встретила в полдень, Олечку – в половине десятого, а Вениамина Кондратьевича с Ларисой Ивановной – в девятом часу.
– Еще и Олечка какая-то объявилась?
– Почему – какая-то? – мадам Полонская обиделась за неведомую мне Олечку. – Очень милая интеллигентная женщина, дипломированный переводчик, в торгово-промышленной палате работает. Прекрасно образованная, деликатная, с хорошими манерами. И появилась она не вдруг, а предупредила о своем приезде.
– И где эта прекрасная женщина сейчас?
– В своем бунгало, я полагаю. – Нонна Игоревна пожала плечами.
– Так не у нее ли Сева? – подмигнула я.
– Нет, Олечка не видела Севочку ни сегодня, ни вчера, я ее уже спросила. – Мадам Полонская вдруг глянула на меня виновато: – Я отвела Олечке тот домик, в котором планировала поселить вас с Денисом. Ты не в обиде?
– Да с чего бы, мне и тут хорошо, а даме повышенной интеллигентности и деликатности в уединении, наверное, комфортнее, – отговорилась я.
А сама подумала, что надо бы посмотреть на эту даму и старика-рыболова с супругой. Уж слишком безобидными они выглядят по описанию Нонны Игоревны. Что, если невинными овечками прикидываются злые волки? Вайлд энималс, как сказал бы Кортес.
Севе Полонскому уже случалось впутываться в криминальные истории. Может, он опять во что-то вляпался?
Спрашивать об этом Нонну Игоревну не имело смысла: любящий и заботливый сын не стал бы тревожить маму рассказами о своих проблемах.
«Сами разберемся, – поддержал меня внутренний голос и тут же принялся командовать: – Ну, дом осмотрели, пора пройтись по территории!»
– Пойду-ка я, пожалуй, прогуляюсь, – сказала я.
– И я! – заторопилась Нонна Игоревна. – Обойду все домики, поспрашиваю, не видел ли Севочку кто-нибудь из гостей.
– Обратите особое внимание на красивых молодых женщин, – посоветовала я. – Не зря же говорят – шерше ля фам!
– Ах, если бы! – невпопад ответила Севина мама, уже убегая.
Я проводила ее задумчивым взглядом. Что это еще за «ах, если бы»? Сева перестал интересоваться красивыми молодыми женщинами?
– Фам фаталь! – донеслось из открытого дверного проема.
Я оглянулась на голос и снова зашла в комнату Севы, смекнув, что там есть кое-кто, с кем можно поговорить о его женщинах! Правда, не по-французски. В отличие от пернатого полиглота, этого языка я не знаю.
Я подняла корзину, надежно утвердила ее на столе, откинула крышку – и из-под нее тут же настойчиво полезла голова с хохолком. Я дождалась, пока попугай выберется на верхний край корзины, и сказала ему:
– Привет. Нам нужно поговорить.
– Хэллоу. Ду ю спик инглиш?
– Давай по-русски, – попросила я. – Ты, часом, не в курсе, где Полонский?
– Поланд?
– Поланд – это Польша по-английски. Сева точно не там, и я просила по-русски, – напомнила я, начиная раздражаться.
Разговаривать с попугаем – так себе тест на нормальность, но я не забыла, что однажды допрос Кортеса помог мне раскрыть преступление. Уж не знаю, насколько попугаи умные-разумные, но этот конкретный пернатый товарищ – живой аналог диктофона, он прекрасно запоминает то, что слышит. Конечно, вряд ли Сева специально делился с питомцем своими планами, но мог случайно обронить что-то такое…
– Сева, – сказала я, садясь на стул, чтобы глаза попугая оказались на одном уровне с моими. Он, впрочем, тут же очень подозрительно их отвел. – Где Сева?
Допрос попугая – дело непростое, требующее терпения и определенных навыков. К счастью, у меня они имелись.
– Слушай меня внимательно. – Я качнулась ближе и произнесла по слогам: – Се-ва. Се. Ва.
– Се се[2], – откликнулась Кортес. Немного поразмыслил, вертя башкой, и разговорился: – Пхи се. Биень се. Лян се[3].
– Это по-китайски, что ли? Не то. – Я помотала головой. – Не нужны мне все возможные се, что бы они ни значили. Меня интересуется только Се-ва. Полонский.
– Полон и просторен край! Одно лишь горе… – объявил попугай.
– Вижу, при тебе читали стихи Цветаевой, в приличном обществе вращаешься, – одобрила я. – Хозяин твой где, я спрашиваю? Куда ушел?