Осенние дали

Ей стало очень весело, она знала, что, как обычно, встретит Молостова где-то возле своего шалаша. Так даже лучше: пусть именно он подойдет к ней первым и они перекинутся парой слов; она, как бы между прочим, выскажет ему свое мнение о докладе.

Везде ложились спать, темнели на опушке пустые автомашины, у телег с поднятыми оглоблями звучно хрустели травой лошади, отбиваясь хвостами от комарья, из шалашей слышался негромкий говор, смех, на площадке у турника бойко рассыпалась ладами гармошка, и оттуда доносился дробный топот сапог. И тут Варвара Михайловна едва не столкнулась с быстро шедшим ей навстречу человеком: о н.

— Ой, кто это? — как бы испуганно вскрикнула она.

— Не тот, кого вам надо.

— Костя? Разве вы не… А мне показалось, будто в лес…

Шофер махнул рукой.

— Пеньки считать в потемках? Одному неинтересно, а девушки, со мной не хотят идти, говорят, что я бензином одеколонюсь. Все ищут итээровский персонал. Пойду лучше спать в машину.

И, дурашливо подмигнув, Жогалев двинулся дальше, но, конечно, совсем не к машине. От него пахло водкой: уже успел хватить.

Почему-то Варвара Михайловна притихла. Ей стало удивительно нехорошо. В шалаше было темно, пахло сухим еловым лапником, слышалось легкое похрапывание мордовки тети Палаги — четвертой сожительницы. Остальные три постели пустовали. Варвара Михайловна обрадовалась, торопливо сбросила сандалеты: ей не хотелось никого видеть. «Господи, что со мной?» Разделась и легла под одеяло с таким ощущением, будто она вся грязная и это надо скрыть от людей. «Видишь, Андрей? — вдруг мысленно произнесла она. — Совсем и не говорила. Доволен?» Чувство неприязни к мужу, возникшее в последний приезд домой, в Моданск, теперь вылилось в явную враждебность, словно он был в чем-то виноват. «Какая я гадкая, гадкая», — прошептала она, обхватив обеими руками лицо. Глаза ее повлажнели, казалось, разбухли: вот-вот потекут слезы.

Перед самым носом тоненько и отвратительно зудел невидимый комар, далеко у Васютиного переезда громыхал поезд, лаяла прижившаяся в лагере собака. Внезапно мутный треугольник света померк, в шалаш вошла Маря Яушева, зажгла спичку. Увидев Камынину, она негромко, удивленно и радостно воскликнула:

— Вы здесь?

Притвориться спящей Варвара Михайловна не успела, сердито проглотила комок в горле.

— Где же мне быть?

— Да, но… я-заходила в шалаш минут десять назад и лишь тетю Палагу застала. Я вас и на политбеседе не видела. Гуляли?

С молодежным бригадиром Варвара Михайловна очень сблизилась. Девушка всем существом потянулась к Варваре Михайловне, влюбилась в нее, старалась услужить, часто приносила лесные цветы. Она искренне восхищалась воспитанностью старшей подруги, ее по-девичьи гибкой фигурой, густыми мягкими волосами, изяществом платьев — словом, всем-всем. «Вы такая хорошая, красивая, так всегда одеты со вкусом, что вас сразу везде видно». Очень понравился Маре и сам Камынин. «Спокойный, серьезный, ко всем внимательный». Варвара Михайловна, в свою очередь, за диковатой замкнутостью, застенчивостью девушки сумела разглядеть нетронутую натуру — гордую, чистую, самолюбивую и правдивую до прямолинейности. Что еще нужно для сближения? Взаимное признание достоинств — вот та пища, которая питает дружбу. Стоит ей иссякнуть, и недавние приятели забудут, что у них «общие взгляды», и разойдутся навсегда.

— В моем положении гулять? — кисло, натянуто улыбнулась Варвара Михайловна. — Я старушка, у меня сын растет.

— Старушка? — Маря засмеялась и покачала головой. В ее голосе слышалось обычное восхищение замужней подругой.

И Камынина, опять чувствуя себя молодой, красивой, привлекательной, повторила уже с притворным вздохом:

— Старушка, Маренька. Это тебе о кавалерах можно думать. Кстати, знаешь, кого я вчера по пути из Моданска видела? Угадай-ка! Сеню Юшина. Честное слово. Покраснела небось! Поклон тебе передал. Говорил, что его перевели на скрепер.

Спичка давно погасла, в шалаше было темно. Девушка ничего не ответила. Варвара Михайловна только слышала, как она складывала платье, снятое через голову, сметала с постели опавшие со стен сухие еловые иголки. Спать Камыниной расхотелось, она перебежала к Маре на матрасик, залезла под коротенькое одеяльце, стала щекотать. Обе завозились, давясь от смеха, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить тетю Палагу. Камынина все подтрунивала над Мариной любовью — механизатором Сеней Юшиным. Девушка смущенно, горячо защищалась, говорила, что они просто друзья, как и все комсомольцы, и она дает ему читать книжки.

За лесом в деревне протяжно закричали петухи.

— Полночь, — всполошилась Маря. — Спать пора, завтра на трассу. А вы заметили, Варвара Михайловна, Забавиной все нету.

— Вот кто, Маренька, гуляет. Я сама видела, как она с кем-то пошла в лес. Интересно, кто ее обожатель?

— У кого захотели узнать! Она вам не скажет, что сегодня понедельник: сами по календарю гляньте.