Осенняя надежда

Шёл тяжелый 1988 год. Вся страна в это время испытывала серьезный дефицит в экономической, политической, социальной и духовной сферах. Везде был застой. Я никогда не забуду, как мой дед отзывался об этом времени: «Они считают, что застой в стране, а нет — застой в их головах». Очень остроумная фраза, на мой взгляд. Не нужны тысячи слов, сотни фактов и мнений, чтобы описать ту эпоху. Достаточно повторить слова моего деда. Я, к сожалению, стал очевидцем событий тех лет и помню все до мелочей, как будто это было вчера. Конечно, молодой тогда был, учился на третьем курсе педагогического университета, и вместо того, чтобы записывать лекции в толстую-претолстую тетрадь, витал, так скажем, в облаках. Но в облаках-то не простых, а политических: я сидел и думал «а что же будет завтра, как оно повернется? А может я вообще завтра на лекции-то и не приду — с автоматом по полю побегу». Да, было и такое. Не знаю, о чем думали другие студенты, но лично я как-то переживал за своё будущее. Оно казалось очень хрупким, прямо как хрусталь. Я и планов не строил. Посмотришь на своих друзей-одногруппников, а они и пожениться успели, у кого-то и детки появились, кто чудесным образом и машину приобрел, но это была редкость. Так было либо у «богатеньких сынков», либо у тех, кто связался с криминальными элементами. А у меня ни того, ни того не было. Единственное, чем я был по-настоящему богат, так это кабачковой икрой. Я благодаря ей и выживал. Кормилицей она была моей. Мне бабушка из деревни столько банок икры пошлет, что полки в комнате общежития ломились. Но одним кабачком сыт не будешь, поэтому приходилось обмениваться на хлеб, сало, мясо, овощи, даже на одежду. Один раз полуторалитровую банку обменял на несколько кусочков мыла. Вот до такой степени у меня не хватало денег. Да, приходилось подрабатывать, и охранником, и уборщиком, и грузчиком — в общем там, где платили хоть какую-либо копейку. Вот так и выживал. Нельзя сказать, что жили так все. Нет. Даже в моей группе, будущих учителей химии и биологии, были и очень богатые и очень бедные, но при этом все друг другу помогали, кто-то даже безвозмездно. Никогда не забуду, как под Новый Год я сидел без еды и без денег. В деревню уехать не успел, да и с транспортом проблема была, поэтому пришлось остаться в общежитии. Новогоднее настроение соответственно отсутствовало, да и откуда ему было взяться, поэтому я лёг спать, даже не дождавшись боя курантов. Спать не хотелось — сон не приходил — и вот минут через двадцать кто-то ко мне стучится. Мне по началу подумалось, может мой сосед по комнате неожиданно вернулся, хотя он уехал к родителям в соседний город, но, открыв дверь, там были совершенно другие люди: Никита Белов, физкультурник, шкаф высотой два с лишним метра, но с отличным чувством юмора; Гриша Капустин, в одной группе со мной учился, потом перевелся на факультет философии — понравились ему всякие Сократы да Диогены — там и остался; и Саша Лисицын — все «Лисой» его называли, он по этому поводу раздражался и однажды ударил паренька, щупленького и худенького, который старостой новым оказался, шума тогда было… И вот эта компания, значит, заваливается ко мне. У каждого в руках пакеты полные едой, у одного руки водкой да шампанским забиты, а у Сашки здоровый кусок свиного сала. Мне даже неудобно стало: они со всем, а у меня шаром покати. В этот момент я чувствовал себя абсолютно нищим, словно я ничего не имел, был пуст, как бюджет государства. Но ребята в этом отношении меня успокоили: «Мы угощаем», — заявили они. На совести стало легче. А когда на грудь водочки приняли, то как камень с души — все улетучилось. Я был так благодарен за проведенный Новый Год: мы и наелись, и напились до отвала; у ребят и колбаса, и сыр, и фрукты, и алкоголь все было, а я почивал кабачковой икрой. Без нее в наше время никуда. И вот сейчас я вспоминаю поступок моих знакомых и понимаю: это какими благородными людьми надо быть, чтобы придти к человеку и помочь, как они помогли мне. Да, именно помогли, спасли от хандры. Не зря же говорят, как Новый Год встретишь, так его и проведешь. Я вот весело провел. Ребята подняли мне настроение. А ныне: сиди ты без копейки, без кусочка хлеба — никто не придет, никто о тебе и не вспомнит. А ты сидишь и не знаешь, что делать. Люди не те сейчас. От них сохранились только четыре буквы — «Л», «Ю», «Д», «И». Все. Больше ничего. Вот сколько лет уже прошло, а я помню, как они пришли ко мне. Я даже узнал, чья эта идея была — придти ко мне. Сашка, каким-то образом учуял, что сижу на голой поляне, и решил провести праздник не только с Беловым и Капустиным, но и со мной. Может поэтому в 2006, если мне не изменяет память, я помог ему крупной суммой денег. Я шел с работы, тогда я был простым учителем химии и биологии, и совершенно случайно встретил на улице Лису. Я бы его не узнал никогда. Он меня окликнул. Я повернул голову и увидел худого, страшного, с лохматыми и длинными волосами, вонючего и безобразного человека, с красной, ободранной рукой без мизинца. Одежда вся была ободранная, грязь настолько проникла в рубашку, что ее невозможно было бы отстирать, но никто бы и не согласился кинуть ее в стиральный барабан — легче купить новую; брюки изорваны, на коленях огромные дыры, а на ногах ничего нет. По глазам я узнал Сашу. Сердце сжалось, мне казалось, оно не выдержит этой картины, а на глазах выступили слезы. Я не раздумывая взял его под руку и повел к себе домой, отмыл, накормил, напоил, как он меня в 1988 году. Мне до безумства хотелось узнать, что же с ним стало, как он докатился до такой жизни, а он рассказывать не хотел, только заплакал горькими слезами. Я понял его — ему было тяжело. Поэтому уложил спать. А утром, завтракая, он все же рассказал. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Как оказалось, после института его призвали в армию. Это был 1990 год. Попал он на Кавказ. Уже тогда обстановка была неспокойной, нет-нет да и случались нападения на военные посты, заставы, колонны, но они не имели обширного и организованного характера, поэтому первый год служилось неплохо. В армии девяностого года было лучше, чем в мирной жизни: ты прекрасно знаешь, что тебя не убьют, не ограбят и не изнасилуют. Но пришел кровавый и разрушительный девяносто первый, и жизнь изменилась. Перед Сашей встал выбор — уйти или остаться. Он, как человек чести, решил еще пару лет послужить, может, что-нибудь подзаработать, или квартиру получить, но его планам не суждено было сбыться — наш любимый союз распался. И когда другие военные не знали к кому присоединиться, Александр уже решил для себя — он будет на стороне молодой России. Благодаря такой идеи он быстро пошел по карьерной лестнице: за десять лет в военном деле дослужился до майора. Но ему это звание не за просто так дали. Он во время Второй Чеченской Войны уничтожил особо опасную группу Магомедова, которая не смотря на поражение все еще сражалась, как они любили говорить, с «неверными», а перед этим вывел свою группу из окружения из труднодоступной местности. Это был настоящий подвиг — не потерять ни одного солдата. В двухтысячных война закончилась. Саша в звании майора и без правой руки демобилизовался и ушел на гражданку. А на гражданке-то у него никого и ничего нет: ни жены, ни детей, родители в середине девяностых умерли, дом отошел третьим лицам, а положенная от государства квартира исчезла в бюрократии. Сколько он не ходил в государственные органы, сколько он не показывал пальцем единственной руки на свой китель — все было бес толку. Он никому не был нужен. Ни мирным людям, ни чиновникам, чьи задницы он защищал. Никому. «А вас никто не просил нас защищать. Разве лично я вас просил?» — сказал ему начальник распределения жилых домов. После таких слов хочется или с моста спрыгнуть, или в петлю залезть. Сашка пошел по более длинному пути — бродяжничать. Я даже не знаю, что лучше: умереть сразу или в голоде и холоде. Но он выбрал правильный путь — мы же встретились. Значит так надо было…