С одной стороны меня ждали дела, но, с другой, он искренне хотел подбодрить меня. И ещё мне нравилось, как он рассказывает и поёт… и я не смог справиться с искушением ещё хоть немного послушать его, мастера слов.
- А что ты нового и интересного услышал или сочинил в последнее время? – спросил я, - пододвигая к нему тарелку с яблочным пирогом.
Он почему-то любил есть пироги с вареньем или ягодами. А на мясные даже смотреть не хотел. Я заметил его неприязнь к мясной пище – и если угощал его, то чем-нибудь растительного происхождения.
- Я на днях песню сочинил новую, - Кан присел на краешек стола, со свободной стороны, - Послушаешь?
Искренно ответил:
- С удовольствием.
- Тогда спою, - он усмехнулся, - Люблю, когда меня любят слушать.
И Кан запел, красивым голосом, упоённо, отстукивая ритм по столешнице ногтём:
Его слова, казалось, вливались прямо в моё сердце. Слова о выборе. О предназначении. О жизненном пути. Что всё не напрасно. Усталость, паденье и слёзы отчаяния… всё не напрасно… всегда есть надежда пройти по своему пути… пути своей души и мечты… Песня спетая будто бы между прочим, песня выбранная им случайно, но мягкой ладонью скользнувшая по моей душе… Я всегда удивлялся способности некоторых менестрелей петь о себе и одновременно петь обо мне! Я даже не сразу нашёл слов, чтобы что-то ответить ему…
А потом мне захотелось сделать ему приятное. Я сказал:
- Мне мой дед интересный инструмент подарил, но я не очень-то и умею на нём играть. Хочешь, позволю тебе сыграть на нашем семейном сокровище?
Про сокровище я, быть может, загнул. Точнее, это было моё личное сокровище. Так как прочая родня ценила преимущественно наследное оружие от предков и прочие подобные вещи.
Глаза Кана зажглись интересом:
- А покажи, - попросил он, - Мне всегда приятно подержать в руках какой-нибудь инструмент.