И хоть он сидит за столом столь покойно, он — человек, увлеченный смерчем. Бумажная лавина, куски прежней жизни отрываются от него и, кружа над ним, с ревом уносятся по восходящей спирали. Его несет высоко над землей, и на миг, перед тем как объятия ветра слабеют и он начинает падать, ему даруются полный покой и ясность, и мир расстилается под ним, точно карта его души.
Буквы, несомые смерчем. Разбросанные листы, которые он подбирает; разметанное тело, которое он собирает заново.
Стук в дверь: Матрена в ночной рубашке, на мгновение обретшая пугающее сходство с матерью.
— Можно? — севшим голосом спрашивает она.
— Как твое горло, все болит?
— Мм.
Она присаживается на кровать. Даже на таком расстоянии он слышит, насколько затруднено ее дыхание.
Зачем она пришла? Хочет помириться с ним? Выходит, и она тоже изнемогла?
— Павел, когда писал, сидел точь-в-точь, — говорит она. — В первую минуту я даже приняла вас за него.
— Я кое-что сочиняю и как раз добрался до середины, — говорит он. — Ты не против, если я продолжу?
Девочка тихо сидит у него за спиной, наблюдая за тем, как он пишет. Воздух в комнате наэлектризован, кажется, даже пылинки замерли и не падают больше.
— Тебе нравится твое имя? — несколько погодя негромко спрашивает он.
— Имя?
— Да. Матрена.
— Нет, терпеть его не могу. Это отец мне такое выбрал. Не знаю, зачем он меня так назвал. Бабушку тоже звали Матреной. Она умерла до того, как я родилась.
— Я придумал для тебя другое. Душа, — он пишет это слово вверху страницы и показывает ей. — Нравится?
Матрена не отвечает.
— Что на самом деле случилось с Павлом? — спрашивает он. — Ты знаешь?
— Я думаю… думаю, он пожертвовал собой.
— Ради чего?
— Ради будущего. Чтобы стать одним из мучеников.
— Мучеников? Но что такое мученик?
Матрена колеблется.
— Тот, кто жертвует собой. Ради будущего.
— Выходит, и чухонка была мученицей?
Матрена кивает.
Интересно, думает он, Павел тоже стал под конец изъясняться готовыми формулами? Впервые у него возникает мысль, что, может быть, Павлу и лучше было умереть. И он честно, не отступаясь, обдумывает ее.
Война: стариков с молодыми, молодых со старыми.
— Ты, пожалуй, иди, — говорит он. — Мне нужно поработать.
Поставив на следующей странице заголовок «ДЕВОЧКА», он пишет:
Однажды ему приносят письмо, имя и адрес выведены опрятными печатными буквами. Девочка забирает письмо у дворника и оставляет в его комнате прислоненным к зеркалу.
— То письмо — знаешь, от кого оно? — с нарочитой небрежностью спрашивает он, едва они в следующий раз остаются одни. И он рассказывает ей о Марье Лебядкиной, опозорившей своего брата, капитана Лебядкина, и ставшей посмешищем всей Твери, объявив, что некий поклонник, имя которого она, жеманясь, скрывала, просит ее руки.
— Так это письмо от Марьи? — спрашивает девочка.
— Подожди, узнаешь.
— Но почему все смеялись над ней? Почему бы кому-то не захотеть на ней жениться?
— Потому что она слабоумная, а на слабоумных не женятся из страха, что они наплодят слабоумных детей, а те наплодят таких же и так далее, пока вся земля не наполнится идиотами. Это ведь как поветрие.
— Поветрие?
— Да. Хочешь послушать дальше? Все это произошло прошлым летом, когда я гостил у тетушки. Я услышал рассказы о Марии и ее призрачном обожателе и решил кое-что устроить. Первым делом я сшил белую сюртучную пару, чтобы выглядеть достаточно галантным для принятой на себя роли.
— Вот эту?
— Эту самую. Ко времени, когда костюм мой был готов, все уже знали, к чему идет дело, — в Твери слухи разносятся быстро. Я оделся, взял букет и отправился с визитом к Лебядкиным. Капитан был озадачен, сестра же — ничуть. Она никогда не теряла веры. После я заходил к ним каждый день. Как-то даже отправился с нею на прогулку по лесу, только с ней, ни с кем больше. А на следующий день укатил в Петербург.
— Так, значит, вы и были ее поклонником?
— Вовсе нет. Поклонник ей попросту приснился. Слабоумные не отличают сна от яви. Верят в сны. Она и меня считала сном. Потому что я, видишь ли, вел себя совершенно как явившийся ей во сне человек.
— Но вы еще поедете и повидаетесь с ней?
— Не думаю. Собственно говоря, наверно не поеду. А если она явится сюда и станет меня отыскивать, не впускай ее в дом. Скажи, что я переехал и что адреса моего ты не знаешь. Или дай ей неправильный. Просто выдумай какой-нибудь. Ты ее сразу узнаешь. Долговязая, костлявая, зубы торчат наружу и все улыбается. В сущности, ведьма ведьмой.
— Так она про то и пишет — что хочет приехать к вам?
— Да.
— Но для чего?..
— Для чего я все это делал? В шутку. В провинции летом такая скука — ты и представить себе не можешь.
Описание этой сцены отнимает у него не более десяти минут, он не вымарывает ни слова. В окончательном виде она будет длиннее, но для нынешних его целей довольно и этого. Он встает, оставляя два исписанных листа лежать на столе.