Осечка-67

Колобок догнал Керенского в дверях. Они остановились на ступенях, глядя на площадь. Она казалась единой темной массой. За последние часы к атакующим подошли большие подкрепления, в основном за счет анархистов, черносотенцев, которым надоело быть черносотенцами и захотелось войти в историю с лучшей стороны, и, наконец, за счет многочисленных любопытных, покинувших дома после того, как телевизоры перестали передавать репортаж с места событий, а переключились почему-то на мультфильмы.

Темная масса угрожающе ревела: « Урра!» и надвигалась на жалкую цепочку израненных юнкеров и женщин, и казалось, стремление ее к победе было настолько неотвратимо, что даже дивизия горцев не смогла бы остановить народ. И всем защитникам Зимнего, начиная от Керенского и кончая уборщицей тетей Полей, было ясно, что случится, когда восставшие ворвутся во дворец.

Правда, они не знали, что в этой атаке были задавлены или жестоко избиты немногочисленные инструктора и организаторы, что пытались как-то образумить революционные массы и вернуть их в русло законности и порядка.

Последней лентой плеснул в стену атаки пулемет, захлопали разрозненные выстрелы, и Колобок достал из кармана последнюю и единственную гранату.

И тут другое «Ураа!» — не такое, может, громкое и яростное, но весьма весомое, — донеслось с другого конца площади. Как бы вдогонку за нападающими из-под арки выскочила толпа разнообразно одетых людей, вооруженная чем попало, но тем не менее единая в своем боевом порыве.

Впереди толпы бежал Розенталь, и концы башлыка развевались за ним, как вожжи взбесившейся лошади.

Неожиданный удар сзади на какие-то мгновения ошеломил атакующих. В тылу их завязалась быстрая, непонятная свалка, где тузили друг друга и свои, и чужие, а над толпой иногда взлетали зонт Когана, знамена, очки и галоши.

Однако первые ряды продолжали бежать вперед, в пылу боя не слыша и не понимая, что происходит сзади.

И оставалось каких-нибудь двадцать шагов до баррикады, уже Колобок кинул последнюю гранату, уже замолчал пулемет, уже Керенский и два десятка верных юнкеров приготовились броситься врукопашную, как по революционной массе прокатился страшный крик:

— Нас предали!

Ряд за рядом на площадь с улицы Степана Халтурина выходили части генерала Краснова.

Несмотря на долгий марш, на тяготы пути и стычки с милицией, которые пришлось выдержать от Пулковских высот до Зимнего, верные солдаты Краснова шли спокойно и уверенно. Они выполнили приказ.

Генерал Краснов, потерявший в бою половину бороды, ехал впереди на белом коне.

Вот уже первые цепи солдат столкнулись с народом, и, складываясь гармошкой, черная масса начала отступать к Адмиралтейству. Люди бросились по трамвайным путям к Исаакиевскому собору, и, может быть, бегство и полный крах штурма Зимнего еще можно было предотвратить, но, как назло, именно по трамвайным путям шли сплоченными рядами братишки — матросы «Авроры» во главе с Грушевым, которые за неимением другого дела решили взять Зимний.

Бегущие красногвардейцы решили, что это тоже части Керенского, и поняли, что окружены.

Несколько шумных, бестолковых и мятущихся минут тысячи людей бегали, сшибая друг друга, по площади, но наконец паникующая толпа сшибла и разорвала морской отряд и исчезла, развеиваясь и скрываясь по подворотням.

Последние защитники баррикады выбежали на площадь, заваленную мусором, который неизбежно остается после всякой революции, и кинулись брататься с союзниками.

Генерал Краснов не очень умело слез с коня, подошел к Керенскому и молча пожал ему руку.

Керенский хотел сказать, что во всем происшедшем основная заслуга принадлежит простому народу, интеллигенции, сотрудникам Эрмитажа, но слезы душили его, и он отвернулся от генерала.

Председатель Государственной Думы взобрался на поваленный набок контейнер с надписью «Морфлот СССР» и жестом пригласил Керенского, Гучкова, Колобка, Розенталя и Краснова лезть к нему.

— Наш народ, — закричал он, стараясь достать голосом до краев площади, — всегда был долготерпеливым! Сегодня мы продемонстрировали это всему цивилизованному человечеству. Мы отстояли цитадель российской демократии против большевистского заговора. Победа далась нам дорогой ценой. Нет среди нас некоторых отважных…

Оратор запнулся. На языке вертелось слово «товарищей», но это слово относилось к прошлому, его не должно быть в обиходе председателя Государственной Думы. Но нового слова он пока не знал.

— Граждан свободной России, — подсказал генерал Краснов.

После него говорил Керенский. Он призывал к бдительности. Он предупредил, что хребет большевизма треснул, но еще не сломался. В любой момент может начаться новый штурм.

Публика на площади гневно отозвалась на такое предположение.

Генерал Краснов негромко сказал Керенскому:

— Вряд ли.

— Почему?

— Потому что Смольный пал, — сказал Краснов. Эти слова стали слышны на площади, и люди принялись радостно кричать.