Авторы приводят также слова Ли Цзяньу — одного из первых издателей романа — о том, что, читая подробное повествование о любовных и семейных злоключениях главного героя, Фан Хунцзяня, читатель не знает — плакать ему или смеяться. Но писатель «говорит и о делах страны, взбудораженной и беспокойной, о неудачном ведении войны, о бедствиях эвакуированных, о не находящих отклика стенаниях простого народа. И обо всем этом писатель говорит понятно и в то же время искусно, его слова исходят из сердца, так что правда о положении в занятых врагом районах встает перед глазами».
Читатель сам сможет убедиться в справедливости приведенных высказываний. Он оценит, надо надеяться, и занимательность изложения, и блеск эрудиции автора, и его человечность. Сатира в романе острая, но, как правило, не злая. Изображая своих персонажей в весьма неприглядном виде, писатель, по его собственным словам, не забывает, что они обыкновенные люди, обладающие всеми признаками, свойственными роду человеческому.
Упоминавшийся сборник «Люди, звери, духи», три рассказа из которого вошли в настоящее издание, был создан чуть раньше романа и перекликается с ним отдельными мотивами. Произведения сборника хочется назвать «поисковыми» — видно, что автор ищет свою тему, свой стиль, свой круг настроений.
Открывающий книгу рассказ «Сон господень» написан в том трудно поддающемся однозначному определению жанре, который был блистательно представлен в китайской литературе поздним сборником Лу Синя «Старые легенды, рассказанные по-новому». В нем есть что-то от притчи, что-то от пародии; знакомые каждому мифы и легенды трансформируются, приобретают совсем иное звучание, иногда осовремениваются. Быть может, сравнение с менипповой сатирой более всего приблизит нас к определению художественной сущности этого произведения.
В рассказе Цянь Чжуншу исходной точкой служит библейская история сотворения мира, но во что превратил ее писатель! Вовсе не бог сотворил мир: это мир в ходе эволюции создал бога, причем тогда, когда предыдущая ступень развития — люди — уже перестала существовать. Бог, впрочем, унаследовал качества людей, притом далеко не лучшие. Он самоуверен и самолюбив, легко впадает в гнев и падок на лесть. Создав от скуки женщину и мужчину, он не хочет мириться с их попыткой обрести какую-то самостоятельность, он обрекает их на гибель. В конце рассказа выясняется, что все случившееся лишь приснилось господу. Проснувшись, он задумывается: а что, если и вправду создать людей? О том, что получится, если бог осуществит это намерение, читатель может догадаться.
В следующем рассказе, «Вдохновение», мы с заоблачных высей низвергаемся — вместе с неким знаменитым, хотя и безымянным писателем — в тесное, заваленное книгами помещение, оказавшееся частью ада. Один из владык этого учреждения, по-модному именуемого теперь «компанией», собирается отдать писаку на расправу персонажам его бессчетных бездарных книжек, тем, кого обрек он на гибель, не сумев вложить в них душу живу. Но опытному пройдохе ничего не стоит уйти от жалких, анемичных созданий, и снова он возрождается в мире людей. «Я — пессимист, знаю — вечно будет курсистка жить на земле», — говорил Маяковский. Цянь Чжуншу уверен, что вечно будут жить также графоманы и халтурщики.
Заключающий сборник рассказ «Память» раскрывает другую сторону таланта Цянь Чжуншу. И в нем заметны сатирические мазки, когда автор рисует портрет героини — женщины тщеславной, эгоистичной, мелкой. Однако преобладают иные тона, графическая четкость бытовой картины сочетается с не выявленными в словах грустными философскими раздумьями. Маньцянь и ее муж, несмотря на войну, заявляющую о себе редкими воздушными рейдами противника, живут в маленьком мирке рутинных обязанностей, заняты собственными переживаниями. Но вот в жизнь женщины входит человек совсем иного склада — военный летчик, умный, живой, деятельный. Они увлекаются друг другом — сначала от нечего делать, потом вроде бы всерьез. Но летчик гибнет, и сразу же оказывается, что глубокого чувства Маньцянь к нему не испытывала, да и вряд ли могла испытать. Она даже не хочет назвать будущего ребенка именем его подлинного отца, сохранить о нем память. А разве можно жить, не помня о прошлом, предавая его? Разве можно строить будущее на зыбком фундаменте забвения? Цянь Чжуншу ставил этот вопрос перед читателем и, как впоследствии оказалось, не напрасно.
Примерно половину сборника «Люди, звери, духи» занимает повесть «Кошка». В ней рассказывается о том, как молодой человек попал в один «очень интеллигентный» дом и как он разочаровался, наслушавшись там мнимоученых разговоров и насмотревшись на не слишком нравственные поступки его обитателей. В повести много сарказма, немало остроумных пассажей. Однако это остроумие нередко пропадает для иноязычного читателя, поскольку связано с особенностями китайского языка и реалиями быта. Главное же то, что рядом с «Осажденной крепостью» повесть невольно воспринимается как своего рода этюд к большой работе. Потому-то «Кошка» не включена в настоящий том.