Осажденная крепость

— Мне эта переписка так надоела, но я не могу придумать, как ее прекратить. Этот Лу Цзысяо, — Сунь произнесла это имя с явным отвращением, — еще в прошлом году перед экзаменами вдруг стал мне писать, но я не отвечала. После каникул явился ко мне в общежитие, уговаривал пойти с ним поужинать.

— Вы, надо полагать, не пошли? — не без тревоги спросил Фан.

— Конечно, нет! А он, видать, не в себе немного, — продолжал слать письма, с каждым разом все более глупые. Напишет, к примеру, на бумажке какой-нибудь вопрос — не важно какой (тут Сунь покраснела), и просит в случае утвердительного ответа поставить на этой бумажке знак плюс и вернуть ему. Если же ответ будет отрицательным — поставить минус. А в последнем письме уже стояли и плюс и минус — мне нужно было только вычеркнуть один из знаков. Даже не знаю, сердиться мне или смеяться. — Действительно, глаза Сунь улыбались, а губы в то же время были сложены в недовольную гримасу.

— Сразу видно, с профессором имеете дело. Примерно такие задания нам давали в первой ступени начальной школы. Но он, мне кажется, и в самом деле хорошо к вам относится.

— Очень мне нужно его хорошее отношение! Если о его письмах узнают, надо мной же будут смеяться.

— Я знаю, как вам следует поступить, — произнес Фан тоном опытного стратега. — Вы ведь не выбрасывали его послания? Нет? Вот и хорошо. Соберите их, вложите в пакет и отправьте его с посыльным.

— А на пакете написать его имя и адрес?

— Ничего не надо писать, он вскроет пакет и все сам поймет. Можете предварительно разорвать письма. Впрочем, не стоит, это будет для него слишком обидно.

Психолог сразу понял бы, что Фан безотчетно стремится почувствовать себя хоть немного отмщенным за обиду, что нанесла ему Тан Сяофу, вот так же вернувшая его письма.

— Большое вам спасибо! Непременно воспользуюсь вашим советом. Я в этих делах неопытна, часто не знаю, как себя вести… Вот если бы вы согласились учить меня уму-разуму!

«Синьмэй прав — любит она притвориться несмышленышем», — подумал Фан, но мысль эта лишь на миг коснулась его сознания, как ласточка, задевшая крылом воду. Уж очень он был доволен тем, что девушка сразу же согласилась последовать его совету, так что в душе его не осталось места для подозрений. Вскоре Сунь поднялась, сказав, что уже не пойдет к Синьмэю, и просила Фана не провожать ее. У Фана, собственно, и не было такого намерения, но после ее слов он стал настаивать, что проводит Сунь хотя бы до входа в главное здание. Глядя в пол, девушка промолвила:

— Хорошо, но вы же знаете, господин Фан, какие у нас ходят сплетни. Слушать противно!

— Какие сплетни? — перепугался Фан.

— А вы… ничего не слышали? — нерешительно сказала Сунь — Тогда все это не имеет значения. Всего хорошего, я обязательно воспользуюсь вашим советом.

Она улыбнулась, пожала ему руку и ушла, а он устало упал в кресло. Его бросало то в жар, то в холод. Вот ведь напасть! И что это за «сплетни»? Стоит молодому человеку и девушке сойтись поближе, как люди, словно пауки, начинают плести вокруг них сеть из догадок и подозрений. Да и сам он сегодня был не на высоте — наговорил много лишнего… Ведь это же новая пища для сплетен! Может быть, он излишне мнителен, но последнюю фразу Сунь произнесла с особым значением. Ну как же: он по существу взял на себя миссию указывать девушке, как ей устраивать свою личную жизнь. Осознав значение происшедшего, Хунцзянь в волнении забегал по комнате. Зачем он суется в ее дела, если не любит ее? А может быть, все-таки немножко любит?

Размышления Фана прервал донесшийся сверху звонкий женский хохоток — словно кто-то разбил стеклянную крышу оранжереи. Затем послышался голос Синьмэя: «Ну, хорошо, идите, только не поскользнитесь, как вчера». И снова рассыпался женский смех, а потом открывались и с хлопаньем закрывались одни и другие двери. «Фань добилась-таки своего, — подумал Хунцзянь. — Этим смехом она по существу объявляла всему университету, что она и Синьмэй отныне стали любовниками. Бедный Синьмэй, как он, наверное, сердится». Фану жаль было Синьмэя, и в то же время он чувствовал, что распространяемые о нем самом сплетни уже не кажутся ему столь серьезными. Он хотел было закурить, но в комнату без стука вошел Синьмэй и отобрал у него сигарету.

— Что же ты не пошел провожать Фань? — спросил Хунцзянь, но Чжао не ответил. Затем он сделал несколько глубоких затяжек и воскликнул:

— Damn![133] Сунь Жоуцзя, эта маленькая негодница, пришла на свидание к Лу Цзысяо и зачем-то привела с собой Фань. Как только встречу ее, непременно отчитаю.

— Зачем же понапрасну обижать человека? Ты же сам, если помнишь, на пароходе говорил, что любовь часто начинается с одолженной книги. Вот твоя теория и подтвердилась! — рассмеялся Фан.

Синьмэй тоже не сдержал улыбки: