Вернувшись домой, Фан не знал — досадовать ему или смеяться. С тех пор, как Тан вынудила его признаться в покупке диплома, он постарался накрепко забыть об этой сделке с ирландцем, а если ненароком и вспоминал об этом, то ощущал укоры совести и тут же старался изменить направление мыслей. То, что он услышал сейчас, пролило бальзам на его рану. Затяжное мошенничество Ханя делало его, Фана, собственный обман в прошлом как бы менее предосудительным. Правда, возникло и недовольство собой, но совсем другого рода; его не надо было прятать от глаз людей, как факт покупки диплома или труп зарезанного, его не нужно было стыдиться. Он, Фан, оказался простофилей; уж если лгать, то нужно лгать до конца, как этот Хань Сюэюй. По крайней мере, тогда Гао Суннянь не посмел бы обидеть его. Понести урон из-за простодушия совсем не то, что быть уличенным в обмане, но ведь ему пришлось испытать и то, и другое. Даже обманывать я разучился, подумал Фан. Тут ему пришло в голову, что обман может быть следствием взлета фантазии, что он сродни творчеству или детской игре. Когда человек полон сил, когда у него легко на сердце, он может пренебречь упрямыми фактами, бросить шутливый вызов реальности. Но когда нагрянет настоящая беда, будет уже не до лжи.
Через день Хань Сюэюй был у него с визитом. Фан сначала испытывал неловкость, но чувство это сменилось вскоре приятным разочарованием. В его представлении Хань должен был быть человеком шумным и хвастливым, а он оказался унылым и молчаливым. Может быть, Лу что-то перепутал, а Сунь поверила сплетням?
Простецкий вид, неразговорчивость для Ханя были своего рода искусством, его капиталом. В наше время распространены два предубеждения. Во-первых, будто некрасивая женщина обязательно должна быть умнее и целомудреннее, чем красавица. Во-вторых, будто добродетельный мужчина не может быть краснобаем, так что в этом смысле идеалом является немой. Виноваты, конечно, в этом всякие лекторы и пропагандисты, которые слишком часто обманывали людей. Теперь даже новоназначенный чиновник, вступая в должность, не преминет сказать, что «в делах правления многоглаголание излишне»; иные вместо слов просто показывают жестами, что их уста будут следовать голосу сердца, а сердце — велениям неба.
Хань Сюэюй не был немым, но слегка заикался от рождения. Стараясь скрыть это, он приучился говорить медленно и мало, выделяя каждое слово, как бы подчеркивая его весомость и надежность. Встретив его впервые в Куньмине, Гао Суннянь решил, что перед ним человек искренний и положительный, даже джентльмен; а что преждевременно полысел — так это от избытка знаний, вытеснивших из черепа даже корни волос. В его анкете, помимо упоминаний о докторской степени, еще была сноска: «Труды опубликованы в «Джорнэл оф хистори», «Сэтэрди литерари ревью» и других известных периодических изданиях». Это заставило Гао взглянуть на него другими глазами. В анкетах многих претендентов значилось, что они преподавали за границей. Но Гао, учившийся в одной из небольших стран Европы, по собственному опыту знал, что порой иностранец думает, будто учит других, а местным жителям кажется, что он просто практикуется в устной речи, которой никак не может овладеть. Но чтобы печататься в крупных журналах — для этого надо обладать подлинным талантом и знаниями.
— Могу ли я познакомиться с вашими трудами? — спросил он Ханя. Тот ответил с подкупающей откровенностью, что все свои журналы он оставил дома, в оккупированном городе, но что такие журналы выписывались каждым китайским университетом, так что достать их не составит труда — разве что во время эвакуации их могли растерять. Гао и в голову не приходило, что можно врать так спокойно, рассчитывая на то, что в библиотеках можно найти лишь разрозненные номера старых журналов. Впрочем, материалы за его подписью действительно встречались в названных изданиях. В разделе объявлений «Сэтэрди литерари ревью» было напечатано: «Молодой китаец с высшим образованием готов за умеренную плату помогать в изучении проблем Китая». А «Джорнэл оф хистори» поместил его письмо следующего содержания: «Разыскиваю полный комплект данного журнала за двадцать лет. С предложениями обращаться по такому-то адресу».
Наконец Гао узнал, что Хань женат на иностранке, и проникся к нему еще большим уважением. Такой партии не составишь, если не имеешь европейского образования, — Гао сам безуспешно сватался к одной бельгийке. Ясно, что такой человек достоин быть заведующим отделением. Лишь позже Гао услышал, что супруга Ханя происходила из осевшей в Китае белоэмигрантской семьи.